Праздник, который всегда с тобой

— Я как раз иду домой обедать.

— В три-то часа?

— Я не заметил, что так поздно.

— На днях Адриенна сказала, что хочет пригласить вас с Хэдли на ужин. Мы бы позвали Фарга. Вам он, кажется, симпатичен? Или Ларбо. Он вам, бесспорно, нравится. Я знаю, что нравится. Или еще кого-нибудь, кто вам по-настоящему по душе. Поговорите с Хэдли, хорошо?

— Я уверен, она с удовольствием пойдет.

— Я пошлю ей pneu19. И не работайте так много, раз вы едите кое-как.

— Не буду.

— Ну, идите домой, а то опоздаете к обеду.

— Ничего, мне оставят.

— Только не ешьте ничего холодного. Хороший горячий обед — вот что вам нужно.

— Мне есть письма?

— По-моему, нет. Впрочем, сейчас посмотрю.

Она посмотрела, нашла письмо, весело мне улыбнулась и отперла ящик своей конторки.

— Письмо принесли в мое отсутствие, — сказала она.

Я взял конверт — на ощупь в нем были деньги.

— От Веддеркопа, — сказала Сильвия.

— Должно быть, из журнала "Квершнитт". Вы виделись с Веддеркопом?

— Нет. Но он заходил сюда с Джорджем. Он повидается с вами, не беспокойтесь. Наверно, он хотел сначала заплатить вам.

— Здесь шестьсот франков. Он пишет, что это еще не все.

— Как хорошо, что вы спросили меня про письма. До чего же он милый, этот мистер Очень Приятно!

— Чертовски забавно, что мои вещи покупают только в Германии. Он да еще "Франкфуртер цейтунг".

— Правда, забавно. Но не стоит огорчаться. Можете продать свои рассказы Форду, — поддразнила она меня.

— По тридцать франков за страницу. Скажем, по рассказу раз в три месяца в "Трансатлантих". Значит, за рассказ в пять страниц — сто пятьдесят франков в квартал, иначе говоря, шестьсот франков в год.

— Слушайте, Хемингуэй, не думайте о том, сколько вам за них сейчас платят. Важно то, что вы можете их писать.

— Знаю. Я могу писать рассказы. Но ведь их никто не берет. С тех пор как я бросил журналистику, я ничего не зарабатываю.

— Не огорчайтесь, их еще купят. Смотрите, за один вы ведь уже получили.

— Извините, Сильвия. Простите, что я заговорил об этом.

— За что же извиняться? Говорите, сколько угодно, и об этом, и о чем хотите. Разве вы не знаете, что писатели только и говорят что о своих бедах? Но обещайте мне, что перестанете волноваться и будете питаться как следует.

— Обещаю.

— Тогда отправляйтесь домой обедать.

Выйдя из лавки на улицу Одеон, я почувствовал отвращение к себе за эти жалобы. Всему виной моя собственная глупость. Надо было купить большой ломоть хлеба и съесть его, вместо того чтобы ходить голодным. Я даже почувствовал вкус румяной, хрустящей корочки. Но ее надо чем-то запить. "Ах ты, чертов нытик, вздумал корчить из себя святого мученика! — сказал я себе. — Ты бросил журналистику по доброй воле. У тебя есть кредит, и Сильвия всегда одолжила бы тебе денег. Так уже не раз бывало. Тут и сомневаться нечего. Но ты все стараешься найти себе оправдание. Голод полезен для здоровья, и картины действительно смотрятся лучше на пустой желудок. Но еда тоже чудесная штука, и знаешь ли ты, где будешь сейчас обедать?

У Липпа — вот ты где будешь есть. И пить тоже.

До Липпа было недалеко, и все те места на пути к нему, которые мой желудок замечал так же быстро, как глаза или нос, теперь делали этот путь особенно приятным. В brasserie20 было пусто, и, когда я сел за столик у стены, спиной к зеркалу, и официант спросил, подать ли мне пива, я заказал distingue — большую стеклянную литровую кружку — и картофельный салат.

Пиво оказалось очень холодным, и пить его было необыкновенно приятно. Картофельный салат был хорошо приготовлен и приправлен уксусом и красным перцем, а оливковое масло было превосходным. Я посыпал салат черным перцем и обмакнул хлеб в оливковое масло. После первого жадного глотка пива я стал есть и пить не торопясь. Когда с салатом было покончено, я заказал еще порцию, а также cervelas — большую толстую сосиску, разрезанную вдоль на две части и политую особым горчичным соусом.

Я собрал хлебом все масло и весь соус и медленно потягивал пиво, но оно уже не было таким холодным, и тогда, допив его, я заказал поллитровую кружку и смотрел, как она наполнялась. Пиво показалось мне холоднее, чем прежде, и я выпил половину.