Праздник на выезде

Пять метров ползком, там – стриженые туи, которые надежно скроют от глаз. Перебежка до уличных качелей – есть! И дальше через кусты. Тихонько, чтобы ни одна ветка не хрустнула. Застигнуть врасплох, удар должен быть внезапным. Еще чуть-чуть до укрытия Глеба. Каков хитрец! Бойцов пустил в расход, а сам прячется в снежном бункере как последний трус. Ну ничего. Оттуда ему видно хуже. Она зайдет с тыла, а потом устроит глобальный обстрел. Не зря же налепила полную шапку гранат! Заглянула внутрь… Куда он делся?

– Ложись, сзади! – заорал Степан, но поздно.

Глеб как смерч налетел на Алину из ниоткуда и сбил с ног, плотно утрамбовав в снег.

– Я же говорил, изваляю. – Его дыхание щекотало шею, как тогда, на мальчишнике. – Готов принять капитуляцию! – Он навис над ней, всем своим телом вжимая в пол импровизированного бункера.

– Ага, сейчас! – процедила она, яростно извиваясь ужом.

– Можешь не стараться меня соблазнить. – Глебова улыбка сверкнула у нее перед носом.

– Да я… Я… – Алина пыхтела, вывинчиваясь из-под врага. Но он то ли сильно качался в свое время, то ли слишком много ел. С тем же успехом она могла бы спихнуть с себя гранитную плиту – как ни старалась, даже на сантиметр не сдвинула.

– Какая ты, однако, горячая штучка. – Его смеющиеся глаза блеснули. – Я б с тобой еще поиграл в войнушку… Где-нибудь в более укромном месте…

Алина стукнула бы его, не будь ее руки намертво зажаты. Вот бы только вынуть правую, уж она затолкает каждое словечко обратно ему в рот с пригоршней снега… Но что делать, если противник сильнее?.. И тут Белкину озарило. Как она сразу не поняла? Военная хитрость!

– А знаешь, я не против, – томно протянула она.

От неожиданности Глеб застыл, брови его поползли на лоб.

– Чего?

– Ну да… Эта химия между нами… – Алина облизнула губы. – Так глупо отрицать!..

– Погоди, ты серьезно, что ли?

– Еще как! Скорее бы этот долбаный праздник закончился… К тебе или ко мне?

Бедолага так растерялся, что ослабил напор и приподнялся, чтобы получше разглядеть лицо Алины и понять, издевается она или говорит серьезно. Это его и подвело. Белкина украдкой высвободила правую руку, чтобы нащупать заготовленный снежок.

– Ты чего творишь? – Глеб заметил возню и, пошляк эдакий, неверно ее истолковал. Что ж, такая месть будет приятнее вдвойне.

– Сил нет терпеть. Давай по-быстрому, – жарко прошептала она и потянулась к его ремню.

– Что?.. Нет… Погоди, тут дети… Хотя… – Он нервно сглотнул и задышал чаще. – В бункере нас никто не увидит…

Но закончить предложение Глебу не удалось. Одним метким движением Алина сунула снежок ему в штаны, чтобы остудить пыл. О, еще ни один мужчина не дарил ей такого наслаждения, как Рудаков в ту секунду. Его зрачки резко сузились, с губ сорвался полуписк-полухрип.

– Твою мать! – Он откатился, лихорадочно вычерпывая снег из трусов. Настал его черед извиваться, как будто ему подкинули раскаленные угли.

– Не ругайтесь при детях! – крикнула с веранды одна из мамаш.

– Все в порядке! – отозвалась Алина, выглянув из бойницы. – У него боевое ранение! Главное, чтобы до ампутации не дошло. – Она встала, отряхнулась и бросила на Глеба насмешливый взгляд. Да, проигрывать она умела, но побеждать ей нравилось гораздо больше. – Ну? Как насчет капитуляции?

– Я еще до тебя доберусь, – процедил он сквозь зубы.

– Удачи. – Она гордо вышла из бункера, только не рассчитала, что после снежка Глеб сумеет оклематься так быстро.

Коброй он метнулся к ней, вцепился в лодыжки и дернул на себя с такой силой, что Алина рухнула, как подпиленная сосна.

– Нет! – взвизгнула она, беспомощно барахтаясь.

На сей раз вывести врага из строя ей не удалось. Глеб тащил ее на себя, словно играли они уже не в войну, а в первобытного человека, который завалил мамонта. И в новую роль Рудаков вжился с полной отдачей: лихо подмял под себя Алину, а ее шаловливые руки прижал над головой.

– Сдаешься? – угрожающе прорычал он ей в лицо.

– Ни! За! Что! – отчеканила она с отвагой пленного партизана.

– Сама напросилась!..

Алина в ужасе зажмурилась и сжала ноги. Если сейчас он напихает снега ей в штаны при всех, она не переживет. Боже, что сейчас сказали бы ее родители! Пусть лучше Глеб сунет ее головой в сугроб, пусть обольет ледяной водой… Но, как выяснилось, к холоду план Глеба никакого отношения не имел. Скорее наоборот. Рудаков поцеловал ее.

И Алина сразу почувствовала: это уже не игра. Не какой-то дурашливый чмок, а поцелуй-казнь, поцелуй-взрыв. У Алины было такое чувство, как бывает, когда продрогнешь до костей, а потом нырнешь в горячую ванну. Кожа покрылась мурашками, кровь заструилась быстрее, и приятная слабость разлилась по всему телу, от ушей до кончиков пальцев.

И если до этого момента Алина не помнила, было ли между ними что-то в ночь мальчишника или нет, то теперь могла поклясться на Библии: такое бы она забыть не смогла.