Праздник

Краем глаза Капустин уловил, что с балкона соседнего дома кто-то тычет в его сторону пальцем, кричит кому-то вниз: “Вон, вон туда смотри!”.

– Сейчас-сейчас, – бормотал он. – Сейчас шо-маст-го-он.

Вынул из багажника антипробуксовочные ленты, выстелил их перед изрядно помятой “тэтэшкой”. На “тойоте” Капустина лишь хромированная защита исцарапана –ерунда.

Усаживаясь в машину, заметил, что из ресторана выскочил барин с пиликающим брелоком в руке, остановился с обалделым видом на крыльце.

– А вот и сами пожаловали, – крикнул Капустин, приветливо раскинув руки. – Милости просим!

– Ты охренел, баклан позорный?! – ответил владелец “ауди”, не двигаясь с крыльца. – Ты… охренел, да?!

Переглянулись мельком. Капустин понял: нет, не подойдет. Удивился. Он был уверен, что без побоища не обойдется – и вдруг тут такой пшик… Он даже устыдился своей бейсбольной биты.

– Ну, воля ваша.

Сел в машину.

– Я ж тебя, падла, в порошок сотру! Слышь, падла?!

Заметив, что разгневанный барин вслед за случайными свидетелями стал снимать его на камеру телефона, Капустин открыл окно, сделал приветливо ручкой – и надавил на газ. По шершавой поверхности лент “RAV4” попер как танк.

– Гремя огнем, сверкая блеском стали, – горланил Капустин.

Вытолкав “Ауди ТТ” на достаточное расстояние, он объезжал ее справа, когда наперерез ему рванул охранник из “Рафинада”. В руке его торчал травматический пистолет.

– Сколько тебя ждать! Мочи его! Мочи на хрен!

Капустин успел уклониться, но пуля все же клюнула по касательной за ухом. Рефлекторно вжал педаль газа в пол. Еще несколько выстрелов пришлись в заднее стекло, тут же покрывшееся мелкой паутиной трещин, и, судя по звуку, в задний фонарь.

– Пойдут машины в яростный поход!

 

Домой он ввалился в потешном колпаке, с дуделкой во рту. Купил по дороге возле рынка.

– Собирайся! – крикнул дочке. – Едем!

Капустин дунул, дуделка развернулась, как хамелеонский язык, и заверещала павлином.

– Цигель-цигель! Ай-лю-лю!

Лера смотрела на отца неподвижными округлившимися глазами. На этот раз удивление было вполне себе натуральным. Капустин прыснул со смеха.

– Собирайся же! Быстрее!

Она заметила кровоточащую шишку у него за ухом. Потянула его за рукав, разворачивая к себе боком.

– Что это, пап?

– Мелочи! На вот лучше, дуди!

Он сунул Лере дуделку, она взяла машинально.

– Папа, что случилось? – дочка вынула из кармана очки, водрузила на переносицу. – Тебе “скорую” нужно вызвать. Там у тебя ужас что такое.

– Да брось ты, Лер, – Капустин освободил рукав и, сняв с вешалки дочкину куртку, подал ей. – Собирайся, говорю. Едем.

– Куда едем?

– Куда-нибудь. У нас праздник.

– Какой еще праздник, пап?

– Не знаю. Не успел придумать. Праздник отца и дочки! О!

Лера топнула ногой.

– Какой… Что происходит вообще? Можешь ты мне объяснить?

– Легко! Ты, главное, не бычься на папочку.

Снял с себя колпак, нахлобучил на голову Лере.

– Повздорил с одним. В ресторане. Потом охранник ресторана в меня выстрелил.

– Выстрелил?!

– Ой, да не делай ты такое лицо. Из травматического. Всего лишь. Нечего, в общем, рассказывать…

Затащив отца в комнату, Лера усадила его на диван.

– Повздорил?

– Ага. Но это фигня всё. Честно. Лерочка-Валерочка, заяц ты мой воздушный! Поедем куда-нибудь погуляем. Нам праздник нужен, понимаешь ты?! Сейчас же, немедленно!

– Да что за праздник? Нашел, блин, время…

– А не будем о грустном, – отмахнулся он. – Я тебя люблю, так? Отвечай!

Ответить не ответила, но на всякий случай кивнула.

– И ты меня любишь.

Он показал ей кулак: только посмей ерничать.

– И почему бы нам это, дитя мое, не отпраздновать?

– Тебя контузило, что ли? – не сдержалась Лера.

– А ну не перечь отцу! Сказал: праздник, – он повертел руками над головой. – Значит, танцуй, и всё такое…

– Осторожней, папенька, – она приняла, наконец, игру. – В Ваши-то годы…

– Не сметь! В наши оды… Йо-хо-хо, понимаешь… и… как там дальше… тысяча чертей!

– И бутылка рома, отец. Йо-хо-хо – и бутылка рома, – скорбно опуская глаза, напомнила она. – Но ничего, склероз нынче лечат.

Глядя в ее лицо, Капустин понимал, что пропасть преодолена. Всё будет хорошо теперь. Он такой, как надо.

– А тех, кто будет дерзить, мы заставим драить палубу. Ясно?

– И шизофрения лечится. Правда. Я читала.

Через несколько минут, сопя от усердия, Лера смазывала ему рану перекисью водорода, приговаривая ворчливо: “Вот совсем нельзя без присмотра оставить. Ну, ни на минуту”, – а Капустин улыбался и был совершенно счастлив.

 

Полицейские встретили их возле подъезда. Капитан, едва взглянув на Капустина, обрадовался:

– Ха! На ловца и зверь бежит! Всегда бы так.

Сержант оторвался от осмотра капустинской “тойоты”, не спеша двинулся навстречу.

Капустин лишь вздохнул:

– Не успели, дочь. Облом.

И заторопился. Колпак и дуделку бросил в мусорный жбан. Сунул Лере ключи от квартиры, велел незнакомым не открывать, поужинать шоколадом, и, если он к утру не объявится, маме позвонить.

Дочка притихла и смотрела на происходящее будто издалека. Ни слова, ни звука.

– Сопротивления, надеюсь, не станете оказывать? С виду приличный гражданин.

Капустин покачал головой. Недавний кураж растаял бесследно.