Как-то раз он решился, позвал преподобного Иккю, рассказал ему без утайки о своём бедственном положении, но тут же пожалел о своей слабости, хоть уже было и поздно, и закручинился.
Иккю изволил сказать:
— Если от рождения родились маленьким, тут ничего не поделаешь. Печалиться об этом не стоит. Вот почему: даже маленький кусочек золота — драгоценность в Поднебесной. Игла, хоть и мала, но ценна для шитья одежды. Тушь, хоть и черна, но с её помощью записывают буддийские сутры, речения проповедников, сочинения святых, жизнеописания мудрецов, и она помогает обрести Путь Неба. Лак, хоть он и чёрный, уберегает всю утварь[154]
. Горы, хоть и высоки, но их не ценят, ценно в них лишь то, что на них растут деревья. Иней и снег, хоть они и белы, причиняют страдания десяткам тысяч людей.Рослый и упитанный человек, как бы он ни хотел стать худым и стройным, ничего сделать не сможет. Если он всё же постарается похудеть и ограничит себя в еде, то отощает, жизненные силы в крови неизбежно иссякнут, а от этого проистекают недуги, и это опасно для жизни. Или же худой и стройный человек, как бы он ни хотел стать рослым и упитанным, ничего сделать не сможет. Пытаясь потолстеть, станет он есть горы еды, лежать или сидеть, не напрягаясь, и тогда жизненные силы в крови придут в смешение, он объестся и станет привередлив в еде, потом будет хоть сидеть, хоть лежать, а ничего хорошего из того не выйдет, станет он подобен куче коровьего навоза, сложенной в постели, а после того будет прозябать, подобно Сюнкану на Острове Демонов[155]
, и жизнь его окажется в опасности. Тут уж, даже если бы явился в нашем мире будда Якуси, или возродились бы Дживака или Бянь Цюэ[156] и дали бы ему лекарство, чтобы его излечить, и то вряд ли оно бы помогло. Вот так обстоят дела с тем, что от природы чёрное и белое, высокое и низкое.Есть одна забавная история. Жил где-то один человек, бойкий на язык и смышлёный. Он был совсем уж маленького роста, сам с этим поделать ничего не мог, и оттого огорчался беспредельно. От грусти стал он думать и решил, что пусть сам он такой, но вот дети — хотя бы дети его должны быть ростом повыше. Так что принялся он выбирать себе невесту. Ни красота, ни осанка его не привлекали, лишь бы рост был повыше. Нашлась одна женщина — несравненная уродина, а росту в ней было больше шести сяку[157]
. Он тут же на ней женился и старался дни и ночи, так что вскорости она понесла, а через девять лун уже развязала она пояс роженицы[158]. Обрадовался он, взял на руки ребёнка — оказалась девочка. Жаль, хотелось ему мальчика, а вышла девочка, ну что ж, не выбросишь ведь её, и стал он её растить.И вот, всё хотел он мальчика, старался много раз, но раз за разом рождались девочки, и набралось их у него пять. Брала его злость: «Ну сколько можно, вот досада!» — а поделать ничего не мог. Бывало, в сердцах кричал: «Придушить её!» или «Выброшу!» — но, само собой, ничего такого не делал и растил их. Дочери выросли все до единой похожими на мать — лицом черны, высоки ростом, нос вдавлен, зато щёки выпирали так, что, случись бы удариться обо что лицом, нос бы не пострадал. Глаза узкие, шеи как у цапли, и в шесть с лишком сяку ростом. Не мог тот человек ни зятя в дом принять, ни выдать дочерей в другую семью, так и тяготился с ними.
Что бы вас ни мучило, печалиться не следует, как вы видите из этой истории! — так Иккю заставил расцвести цветы среди «листьев слов»[159]
, рассказал это и удалился.4
О том, как Иккю наградил именем Кудзу-но Ураминосукэ
Жил человек, которого звали Кудзу-но Кадзураносукэ. Был у него такой нрав — каким бы близким ни был ему друг, он сразу же огорчался и негодовал, если чуть что было не по нему, и порывал с ним.
Однажды к нему вдруг зашёл Иккю и сказал:
— Что же, Кадзураносукэ, с нынешнего дня будем вас называть «Кудзу-но Ураминосукэ». Вот почему: «кудзу» — это такая ползучая трава. Осенний ветер подует слегка и поворачивает листья этой травы, так что становится видна «ура», обратная сторона, это «урами» — «видеть изнанку», а «урами» значит ещё и «обида, огорчение». В стихах вот тоже говорится: «Лес под названьем Симода, где трепещут листья плюща»[160]
. Так и в вашем сердце — как повеет осенний ветер, тут же появляется обида и досада. Что уж, даже у супругов, которые подобны «птиц чете неразлучной, раздвоённой ветке»[161], — даже между ними бывает, что они очень близки, а бывают и времена, когда отдаляются друг от друга. Само собой, разве можно ждать, что не настолько близкие люди будут поступать так, как вам того хочется? Невыносимо жалко всех тех, кто не задумывается о слабостях своей собственной души и считает прочих людей плохими. Вот и в стихах говорится: