Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако»

— Что-то это для меня чересчур сложно. Если мы о «конго» — то их только из соломы и делают. Из чего другого их сделать нельзя. Если вы не об этом, то я даже не знаю, о чём это вы толкуете, — так он ответил и вышел, но, дойдя до ворот, вернулся.

— Господин монах, у ворот до меня дошло, что это за «истинная природа алмазного тела», о которой вы учили. Это, должно быть, ветры? Ведь вот что — эти самые ветры, звук у них есть, а в руки их взять нельзя, глазами не видны, не окрашиваются ни в какой цвет, в огне не горят, хоть режь, хоть вари, что с ними ни делай — можно бы подумать, что нет их, а как заболеешь животом, их сколько угодно бывает!

Так сказал он, довольный собой, и было то смешно.

9

О том, как трое людей услышали от Иккю об обезьянах, которые «не видят и не слышат», и решили принять обеты

Один человек украсил вход в дом изображением трёх обезьянок. Одна обезьянка обеими руками прикрывала глаза, другая обеими руками закрывала уши, и ещё одна прикрывала рот[180].

Трое друзей стояли перед входом в тот дом и рассматривали. Как раз тогда там проходил Иккю, подошёл, поглядел, кивнул и удалился, посмеиваясь.

Один из тех троих сказал:

— Вот мы тут по-всякому подшучиваем над разговорами о трёх обезьянках, а сути-то и не знаем. Вот тот монах только что здесь постоял и пошёл, он посмеялся, и если уж кивнул, то наверняка знает, о чём речь. Давайте-ка попросим его нам рассказать!

— Давайте, так и сделаем! — говорили они, друг за другом побежали за ним, догнали и хватали его за рукава: — А можно спросить господина монаха? Вот вы только что видели на воротах трёх обезьян, кивнули и улыбнулись, — наверное, вы хорошо знаете, о чём речь. Мы глупы, читать не обучены и не знаем приличного обхождения. Расскажите-ка нам о них. А мы уж, как разойдёмся по домам, расскажем домашним. Пожалуйста, просим вас! — так насели на него, а Иккю сказал:

— Видите ли, об этих обезьянах ничего особенного мы[181] тоже не знаем. Но всё-таки, раз вы, молодые люди, все из приличных семей, нехорошо было бы оставить вас без ответа. Вот как ещё о них рассказывают:

Ничего вокругНе видят, не слышатИ не говорятТри обезьяны, и темПревосходят Будду.Нани кото моМидзару ивадзаруКикадзару ва

Тада хотокэ ниМасару нарикэри

Так он сложил и прочитал им, а те трое сказали:

— Надо же, так и есть, как в этих стихах говорится! Каждому из нас нужно хорошо осознать смысл этих стихов. А этот господин монах, верно, воплощение Будды! — так все вместе решили они и пошли домой.

Один из них сказал:

— Что же, как думаете, может, как в этих стихах говорится, принять нам обеты «не видеть», «не слышать» и «не говорить»? — и все согласились:

— Так и поступим! — Так дошли они до окраины города, и тут как раз донёсся до них далёкий звук вечернего колокола, а тот из них, кто принял обет «не слышать», вспомнил как бы невзначай:

Сегодняшний день,Ещё один день моей жизни,

Закончился.Услышать бы завтра вновьКолокол, призывающий к сбору[182].Кё: но хи моИноти но ути ниХарэникэриАсу мо я киканИриаи но канэ

Так проговорил он старые стихи вполголоса, а тот, кто принял обет «не говорить», сказал:

— Что ж это ты! Как бездарно ты презрел свой обет «не слышать»! — с такими словами всплеснул он руками, стал показывать на того пальцем и высмеивать, а тот, который принял обет «не видеть», говорил:

— Ну вот, что ж это вы слушаете, что ж вы это говорите, взяли и нарушили великие обеты! Как это глупо и несознательно! — так он стыдил их.

Смешной образ мыслей был у этих троих.

10

О том, как Иккю высказал своё мнение одному человеку

Есть один человек, недавно приступивший к буддийским практикам. Раз за разом приходил он к преподобному Иккю, а тот учил его десяти тысячам разных вещей. Как-то раз, когда преподобный его повстречал, он ему сказал:

— Вы вспыльчивы. Научитесь как следует сдерживать себя!

Тот ответил:

— И правда, обычно-то я думаю, что в искусстве сдерживать себя я превзошёл статуи божеств-дзуйдзин[183]. Но вот неожиданно, когда я пребывал в недеянии и непривязанности[184], подошёл какой-то грубиян и харкнул мне в лицо, а я утёрся и сдержал себя.

Преподобный изволил сказать: