Синь-син исполнял обет странствующего монаха, просящего подаяние, совершал обряд поклонения шесть раз на дню. Он направлял свои усилия на погружение в самосозерцание, освобождаясь от плоти и наполняя разум, и только. Когда он сидел в позе самосозерцания или рассуждал о Законе-Дхарме, то часто видел отроков, которые стояли с цветами близ него.
Однажды Синь-син вместе со своими учениками сидел в зале дхьяны-медитации. Каждый вдруг ощутил удивительное благоухание, и луч света осветил залу. Посчитали сие странным и обратились с расспросами к Синь-сину. Тот велел обратиться к своим ученикам Сэн-юну и Хуэй-жу. Сэн-юн сказал так:
— Я только что видел воплощенного Будду, явившего себя из пустоты. Он встал перед нашим учителем в дхьяне досточтимым Синь-синем, возложил руки ему на голову и предсказал обретение-вьякарана буддства[236]
!Хуэй-жу тоже сказал, что Будда возложил руки на голову Сэн-юну и предсказал ему обретение буддства. И в остальном он говорил то же, что и Сэн-юн.
Впоследствии Сэн-юн и его ученики жили в уединении в горах Тайбошань. Однажды утром Сэн-юн сказал другим монахам:
— Вы должны вместе со мной вернуться в столицу!
Все почитали Сэн-юна и согласились с ним. Они спустились с гор и провели ночь в Угуне.
— Мы должны спешить изо всех сил, — сказал Сэн-юн своим попутчикам, когда они еще до наступления рассвета отправились в путь. — Мы должны войти в город до наступления ночи!
Когда солнце садилось, они подошли к реке Вэй и услышали звуки барабана[237]
. Сэн-юн изрек:— Ворота города уже закрыты.
Они остановились на ночь на постоялом дворе, и когда совсем стемнело, Сэн-юн принялся плакать и причитать вне себя от горя:
— Мы опоздали!
Спросили, отчего он горюет, но Сэн-юн ничего не ответил.
Рано утром они вошли в город и отправились в монастырь Воистинное упокоение. Синь-син испустил последний вздох прошлым вечером, когда стемнело. Монастырская братия была удивлена и спросила, почему пришел Сэн-юн. Тот ответил:
— Когда я был на горе Тайбошань, то увидел много людей с благовониями и цветами, хоругвями и балдахинами. Они пришли с запада и входили в Ворота, открывающие дали, ведущие к монастырю Воистинное упокоение. Я пришел потому, что засомневался, не желает ли наставник в дхьяне уйти от нас. Ночью, когда стало темно, я увидел, как в сопровождении свиты он уходит на запад. Он повернулся ко мне и попрощался. Так я понял, что мы опоздали.
Прежде среди наставников столицы были те, кто сомневался в учении Синь-сина. Теперь они собрались вместе и начали диспут. Согласно «Сутре причинной связи» передачи Хранилища Закона-Дхарма[238]
, если уши у человека прямо напротив друг друга, это значит, что он услышал Истинный закон. Они вместе осмотрели череп Синь-сина и обнаружили, что его уши прямо напротив друг друга. Наставники униженно каялись и приняли веру.Последователи Синь-сина состояли при пяти столичных монастырях. Позже они проникли повсюду, но сегодня их все еще именуют Мастера дхьяны пяти монастырей.
Старый монах и мой дядя по материнской линии рассказали мне эту историю.
Шрамана Ши Хуэй-жу
Шрамана Ши Хуэй-жу столичного монастыря Воистинное упокоение был усерден и благочестив смолоду. Он был учеником Ши Синь-сина, и после смерти учителя со смирением принял и соблюдал его учение.
В годы правления династии Суй под девизом Великие деяния (605—616) Хуэй-жу сидел в неподвижной позе полного самосозерцания в продолжение семи лет. На него смотрели с изумлением, полагая, что он погрузился в состояние полного сосредоточения-самадхи. Когда Хуэй-жу наконец открыл глаза, из них полились слезы. Монахи были обескуражены и спросили, что произошло. Хуэй-жу ответил:
— Меня жег огонь и мои ноги болят! Подождите, пока понемногу не уймется боль, и я все расскажу.
Все были удивлены больше прежнего и продолжали допытываться. Хуэй-жу им поведал следующее:
— Я был призван Владыкой Ямараджей-Яньлованом[239]
. Когда я исполнил семидневное ритуальное хожение[240], владыка спросил:— Хотели бы Вы увидеться с Вашими прежде умершими знакомыми?
— Я ответил, что хотел бы увидеть только двоих. Владыка призвал одного из них, но я увидел перед собой только черепаху. Она лизала мои стопы, а из ее глаз капали слезы. Потом черепаха ушла. Что до второго знакомого, то было объявлено, что он повинен в таких тяжких грехах, что не может быть призван. Мне было приказано пойти и самому посмотреть на него. Посланники привели меня к наглухо закрытым воротам тюрьмы и вызвали охранника. Я услышал, как кто-то ответил, и посланник предупредил меня:
— Наставник, быстро отойдите! Не стойте перед воротами!