Преданное сердце

С этими словами она взбила подушку, устроила мою голову на ней поудобнее и поцеловала меня в лоб. Я попытался что-то сказать, но Сара Луиза ответила "Ш-ш!", раздался шелест надеваемых ночной рубашки и пеньюара, шорох шагов по ковру и звук осторожно открываемой и закрываемой двери. Я лежал, отчаянно досадуя, будучи уверен, что не смогу уснуть, однако выпитое за ужином и забота, проявленная Сарой Луизой, оказали магическое действие, и очнулся я уже утром.

Накануне на ней было черное бикини, сегодня – такое же, только белое, еще эффектнее оттеняющее загар, и опять все только и делали, что глазели на нее.

– Прямо не могу, как хороша, – сказала мне Лора Энн Лоу. – Форменное чудо.

– Да, она следит за собой, – ответил я.

– Следит за собой? Ты что, смеешься? Я вот, например, за собой слежу, а где ты видел, чтобы был такой ажиотаж? Просто она самая красивая.

Тут в наш разговор включился Морган – парень, который был с Энн.

– Догадываешься, почему у нее всегда такой вырез? – спросил он меня.

– Чтобы на нее смотрели?

– Старик, ей до смерти хочется замуж. Неужели непонятно?

– Понятно.

– И вот что я тебе скажу. Тот будет полным кретином, кто откажется от возможности на ней жениться.

– Ну, люди бывают разные…

– Надеюсь, что ты не такой кретин, каким кажешься, – если судить по поступкам.

Робб развил эту тему.

– Знаешь, Дэйвис, – сказал он мне, – в университете, конечно, ты часто вел себя по-идиотски, но сейчас превзошел сам себя. У тебя в руках самая завидная невеста на всем Юге, а ты на нее ноль внимания. Смотри, другой такой не найдешь.

– По-моему, я был с ней достаточно ласков.

– Ну да, ласков! Будто нарочно отворачиваешься.

Остальные были того же мнения. После обеда Лиза Мэри сказала мне:

– Хэмилтон, ты изменился. Это Германия так на тебя подействовала?

– В каком смысле?

– Ты так себя ведешь – словно жалеешь, что уехал оттуда.

– Да, иногда я скучаю по Германии.

– Если, по-твоему, ты выше всех нас, тогда, может, стоит вернуться обратно?

– Господь с тобой, я вовсе так не считаю.

– Но ведешь ты себя именно так – и с Сарой Луизой, и со всеми остальными.

После очередного внушения я понял, что надо попробовать перековаться. Вообще-то я мог поклясться, что все это время был таким же, как всегда, – радушным и веселым, – но послушать их, так выходило, что я чуть ли не испортил всем уикенд. Наверняка, это Сара Луиза им на меня накапала. Как бы то ни было, чтобы отвязаться, я начал изо всех сил стараться стать душою общества и, по крайней мере, добился того, что выволочки прекратились. На обратном пути в Нашвилл Сара Луиза шепнула мне:

– Как хорошо, что ты вдруг стал таким милым. Я ведь тебе дорога, правда?

Родителям с таким успехом удавалось избегать меня в первые два дня, что я был уверен – так пойдет и дальше. Как только я войду через парадную дверь, думал я, они тут же смоются через черный ход. К моему удивлению, они оба оказались на месте – потому что, как выяснилось, успели развернуть тяжелую артиллерию. Первый залп дала мама. Я застал ее на кухне, где она сидела, не отрывая взгляда от стоявшего перед ней бокала с виски.

– Ты уже видел почту? – спросила она.

– Нет.

– Советую посмотреть.

На подносе лежала стопка писем от Эрики. Еще перед поездкой в Атланту я получил от нее два письма, но тогда мамы не было дома, так что эти были первые, которые она увидела.

– Надеюсь, ты не станешь утверждать, что она написала тебе восемь писем и между вами ничего нет?

– Не стану; между нами действительно что-то есть.

– Господи, за что мне такое наказание? Ну зачем, скажи, ты связался с этой девкой? Неужели ты не понимаешь, что ты со мной делаешь? Неужели в тебе нет ни капли жалости?

– Я полагал, что имею право распоряжаться собственной жизнью, как сочту нужным.

– Ах, как сочтешь нужным? Значит, ты считаешь нужным поломать себе жизнь ради какого-то ничтожества? Ради немецкой потаскушки, которая и по-английски-то неизвестно как говорит?

– Да, я считаю, что должен жениться на Эрике. Это лучшая девушка, которую я когда-либо встречал. И если ты боишься, что мы вас хоть как-то стесним, то напрасно: через несколько дней я уезжаю в Берлин, и мы будем жить там.

– Ах вот как! Чудесно! – Она налила себе еще немного виски. – Так вот что я тебе скажу. Я отдала двадцать пять лет своей жизни не для того, чтобы видеть, как ты губишь свою жизнь. И я не собираюсь на это смотреть. Пожалуйста – убирайся в свою проклятую Германию, женись на этой шлюхе! Но учти – меня ты больше в живых не увидишь. В день твоего отъезда я пойду в гараж, запру дверь и включу мотор. И не надо приезжать на похороны. Я не хочу, чтобы ты суетился у гроба, делая вид, что будто это для тебя имеет какое-то значение. Я не могу запретить тебе уехать, но я не обязана стоять и смотреть, как ты коверкаешь себе жизнь. Я сделала для тебя достаточно, чтобы иметь такое право.