Я тоже трижды повторил эту фразу. Женская головка опять исчезла из окошка, и вслед за этим послышался скребущий звук дерева по камню, скорее всего подставки, на которой она стояла. И тишина. Ни звука переставляемой кастрюли, ни какого-либо другого. Я стремительно, к ужасу Клодии, скользнул к двери и осторожно выглянул в оставшееся открытым окошко. Я успел увидеть спину надзирательницы удалявшейся по коридору. Хм, босая девушка, одетая в лохмотья, едва покрывавшие ее икры. Кажется, эти лохмотья, некогда были двойным платьем, теперь укороченным. Края обеих юбок, внутренней и внешней, были обрезаны крайне неаккуратно, в результате их подолы напоминали пилу с множеством больших треугольных зубьев. Они чередовались таким образом, что зубья внутренней юбки появились между зубьями внешней, а между ними то и дело мелькали стройные девичьи икры, Так что, хотя общий вид этой одежды так и предлагал назвать его тряпкой, но эта тряпка была, скроена по-своему изобретательно. В некотором смысле, хотя, не уверен, что сама девушка это понимала, эта одежка просто требовала от мужчины сорвать ее. Возможно, она надеялась, что, в случае падения города, такая одежда сможет спасти ей жизнь, сохранив для ошейника. Белый тюрбан на голове девушки, как мне кажется, был попыткой скрыть коротко остриженные волосы. Ну а вуаль это вообще непременный атрибут свободной женщины. Наблюдая ее икры, босые ножки, умно подрубленные лохмотья, которые она носила, я предположил, что возможно, она уже отрепетировала, как отдаст себя во власть мужчины. Если время настанет то, и я был уверен в этом, строгая надзирательница, какой она представлялась заключенным, достаточно быстро и естественно подчинится, принимая наготу и ошейник своего владельца, заканчивая этот фарс. Девушка наклонилась и подняла ведро. Прежде, чем она успела обернуться, я оставил смотровое окошко и вернулся на прежнее место.
— Не вставайте с колен в такое время, — взмолилась Клодия, глядя на меня сквозь слезы.
Голова в тюрбане снова появилась в окошке. Окинув взглядом камеру и найдя нас на тех же местах, надзирательница исчезла. На сей раз, как только она это сделала, я склонился до пола, чтобы понять есть ли у меня шанс схватить ее из-под двери. К моему разочарованию и злости, кастрюлю с едой и куском хлеба, пропихнули под дверь палкой. Моя сокамерница рванулась к кастрюле и торопливо переложила продукты из одной емкости в другую, а затем вернула раздаточную кастрюлю на место, просунув ее в щель наполовину. И опять для того, чтобы управляться с сосудом была использована длинная палка. Надзирательницу хорошо обучили тому, какие правила не следует нарушать в рутинном обслуживании заключенных, с поправкой на то, конечно, что она была женщиной. Я не сомневался также и в том, что где-то поблизости должен быть мужчина, в чьи обязанности входило поддержать ее в случае необходимости. Я был зол и раздосадован, но выпрямился вовремя, чтобы в тот момент, когда она просмотрела в окошко снова, как ни в чем не бывало стоять на коленях. Использование этих двух кастрюль скорее было не мерой безопасности, поскольку можно было бы обойтись и одной кастрюлей, или устроить обмен ими, поддерживая при этом подходящее расстояние между заключенными и надзирателем, а сохранением емкостей закрепленными к каждой конкретной камере. Это помогает предотвратить распространение инфекций и делает заключенных ответственными за гигиену к своей камере.
— Пожалуйста, дайте нам больше еды! — крикнула Клодия.
— Леди, Вы и так слишком толстая, — заявила надзирательница.
— Пожалуйста! — попросила заключенная.
Вообще-то, на мой взгляд, Леди Клодия, уже не была толстой. С другой стороны, вполне вероятно, что она питалась как минимум не хуже, чем большинство в Форпосте Ара, по крайней мере, до того, как оказаться в камере, памятуя о ее запасах и дополнительных продукты получаемых на стене через корзину.
— Вы что, боитесь, что ваш цвет лица пострадает? — едко поинтересовалась надзирательница.
— Пожалуйста! — взмолилась Клодия. — Пожалуйста!
Но заслонка уже скользнула на месть и с треском закрылась.
— Самка слина! — выкрикнула бывшая шпионка, сжимая кулаки. — Как я ненавижу ее! Я ненавижу ее! Ненавижу!
Стоя на коленях, женщина, в отчаянии стучала кулаками по каменному полу. Хорошо еще, что солома смягчала удары, а то руки бы отбила. Немного успокоившись, она мрачно уставилась на скудную горку каши и корку хлеба, лежавшие в кастрюле.
— Похоже, они собираются уморить меня голодом! — проворчала она.
— Нас, — поправил я Клодию.
— Да, нас, — опомнилась она.
— Подозреваю, что Ты питаешься не хуже большинства жителей Форпоста Ара, — заметил я.
Думаю, что мужчины на стенах получали больше, но даже они, по крайней мере, те которых видел я, выглядели полуголодными.
— Между прочим, — добавил а, — эта порция мало чем отличается от того что дают новообращенной рабыне в период ее начального обучения, когда преподают зависимость от хозяина в плане еды.