Предатели Гора

— Но они не станут использовать их! — попыталась убедить меня женщина, да и себя тоже.

— Боюсь, что именно это они и сделают, — не разделил я оптимизма своей сокамерницы, — камнями, горящим маслом и дротиками.

— Но в цитадели теперь очень мало продуктов, — заметила Хлоя.

Наши порции, и без того небольшие, были урезаны вдвое. Мы оба очень ослабли.

— Почему же тогда они нас все еще кормят? — спросила она.

— Не знаю, — ответил я, хотя у меня была идея относительно того, почему они, кормили, по крайней мере, ее, однако, мне не хотелось говорить с ней на эту тему.

Заслонка на смотровом окошке скользила в сторону. Я увидел голову нашей надзирательницы все в тех же белом тюрбане и вуали.

— Заключенные, встать, на середину камеры, — скомандовала она. — На колени.

Мы с удивлением повиновались ее приказам. Дело шло к закату, смеркалось. Время сегодняшнего кормления давно прошло, я до следующего было еще больше.

— А Ты, рабыня Клодия, — проворчала надзирательница. — Вставай позади и слева от него.

Рабыни, следуя за своим господином, обычно держится сзади и слева.

Этим она указывает на то, что она подвластна, что он — господин, а она рабыня. То же, что она по традиции идет немного левее, вероятно, обусловлено тем, что большинство гореан правши, так что, стоя слева невольница не мешает мужчине выхватить меч и не путается под ногами в случае драки.

— Ты смазливая рабыня, — презрительно выплюнула надзирательница, обращаясь к Леди Клодии. — Та очень естественно смотришься на том месте!

— Да! — ответила ее Клодия. — Я — рабыня! Он разъяснил мне, кем я являюсь, и теперь знаю это!

— Рабыня! Рабыня! — дразнилась надзирательница.

Конечно, Леди Клодия не была рабыней, во всяком случае, не была ей юридически. Согласно закону она все еще считалась свободной женщиной. Я не видел для себя никакого смысла в ее порабощении. Одновременно с этим, я потребовал, чтобы она не предоставляла мне себя добровольно, и даже не просила меня об этом. Каждый раз я брал ее силой, хотя, надо признать, больших усилий от меня не требовалось, а затем освобождал. Она должна была оставаться юридически восприимчивой к любому наказанию, которое они захотели бы наложить на нее. Разумеется, они, если бы только пожелали, могли бы сделать Клодию рабыней и сами, или позволить ей стать рабыней в результате моих действий, либо по ее собственному желанию, а затем уже когда она была бы рабыней по закону, делать с ней все что угодно.

Признаться, мне трудно было понять ненависть надзирательницы к Леди Клодии. Она превосходила вполне рациональные чувства, связанные с ее виновностью в части шпионажа. В первый день моего заключения, когда я использовал Клодию впервые, бросив ее к моим ногам на солому, я не торопился с ней. В тот же день, но позже, немного подремав, я проснулся и щелкнул пальцами. Она лежала на боку, свернувшись калачиком, у дальней стены, наполовину прикрывшись соломой, и широко раскрытыми глазами наблюдала за мной. По моему сигналу она ползком приблизилась ко мне и встала передо мной на колени, опустив голову в знак покорности. Схватив женщину руками, я снова опрокинул ее на солому, подмяв под себя. Признаться, я не ожидал от нее в этот раз такой бурной и беспомощной реакции. Фактически не прошло и ана, как она стала моей рабыней.