Предательство Тристана

Скрипач сидел на скамье в парке перед американским посольством. В мыслях он все еще слышал такие приятные звуки главной темы из квартета Шуберта «Девушка и смерть». Ему всегда нравилось то, как яростные бурные триоли интродукции уступали место умиротворяющим, напоминавшим о черном бархате каденциям ре-минор, нравились модуляции этой пьесы от мажора к минору, зловещее звучание этой даже немного слащавой мелодии. Глядя на людей, входящих в главный подъезд и выходящих оттуда, он пытался – конечно же, неудачно – не обращать внимания на тошнотворные запахи Москвы. Он уже успел усвоить их – зловоние протухшего мужского пота, перемешанное с водочным перегаром, запах немытых женщин, вонь свежесъеденного лука изо ртов, дешевый табак, вездесущий смрад жареной капусты. Он до сих пор думал, что не может быть людей, более отталкивающих, чем французы, но теперь понял, что ошибался. Русские были еще хуже. Эти запахи теперь стали тем фоном, на котором он немедленно узнает любого иностранца, будь он американцем или британцем. Мюллер, его шеф в Sicherheitsdienst, очень сильно склонялся к подозрению, что Даниэль Эйген, участник тайной шпионской сети, действующей в Париже, удрал в Москву. И сам Рейнхард Гейдрих подозревал, что этот Эйген мог входить в сложную разветвленную схему, которую необходимо было изучить и раскрыть. Устранить Эйгена мог кто угодно, но очень немногие из агентов СД умели хорошо проводить расследования – и убивать не раньше и не позже, чем это необходимо.

Французские границы, даже при немецком контроле, оставались прозрачными. Люди имели возможность – и пользовались ею – бежать как им заблагорассудится. В Париже проживало немало британских граждан, многие из них не имели документов, нигде не регистрировались, так что решить, кто из них бесследно исчез за последние несколько дней, просто невозможно. В Москве все было проще и яснее. Естественно, иностранец мог жить здесь, используя фальшивый паспорт, что проделывалось во всем мире, но в России риск разоблачения возрастал из-за строгости здешнего режима. К тому же всех иностранцев, приезжающих в Россию, можно было пересчитать по пальцам. Список, который Скрипач получил ближе к вечеру, оказался, как он был заранее уверен, довольно коротким. Это его порадовало – значит, подозреваемых немного и их будет нетрудно досконально проверить.

Клейст поместил агента СД и возле британского посольства. Маловероятно, что они упустят свой объект. В конце концов, имелся превосходный шанс на то, что беглец посетит посольство своей страны; они все так поступали.

Из здания вышел мужчина в коричневом пальто. Он?

Клейст поднялся, пересек улицу и вскоре догнал мужчину.

– Прошу прощения, – сказал он, приветливо улыбаясь. – Мы ведь с вами встречались, не так ли?

Но не успел мужчина открыть рот, как Скрипач понял, что этот тип не может быть его целью. Клейст учуял специфическое сочетание животных жиров, пропитавших одежду незнакомца: свинина, гусь, а поверх всего еще и множество красного перца. Он был венгром, и акцент подтвердил это.

– Нет, мне так не кажется, – сказал венгр. – Извините.

– Это вы меня извините, – снова улыбнулся Скрипач. – Я принял вас за другого.

20

Поначалу Меткалф не узнал пухлую неряшливую женщину с низко повязанным на голове платком, которая сидела на скамье в сквере на площади Свердлова. Светлана прекрасно замаскировалась. Очевидно, она взяла свой костюм из неисчерпаемых гардеробов Большого театра, подложив под разные места то, что называется на театральном языке «толщинки», которые настолько изменили ее стройную фигуру, что она сделалась типичной грузной русской крестьянкой среднего возраста.

Лишь убедившись с безопасного расстояния, что это действительно Лана, Меткалф прошел мимо ее скамьи. Она, можно было подумать, не узнала его, больше того, даже не заметила.

Он понимал, что вероятность слежки за ним очень велика, хотя и не видел никаких признаков «хвоста». Все равно следовало предполагать, что белокурый агент НКВД с бледно-серыми глазами скрывается где-нибудь поблизости и не сводит с него глаз. Впрочем, нельзя было исключить и возможность того, что каждый его шаг не отслеживается, однако, учитывая все свои намерения и цели, Стивен обязан был предполагать, что слежка есть.

Во время свидания в конюшне он дал Лане детальные инструкции на предмет того, как будут проходить их встречи. Теперь, сказал он, им придется соблюдать множество предосторожностей, и добавил, используя русское выражение: по всем правилам искусства.

Лана встретила это предложение со страхом, но в то же время и с облегчением. Скрытность ужасала ее, но она была благодарна Меткалфу за осторожность, которая могла защитить от опасности – и ее саму, и ее отца. И все же, когда он объяснил, какими методами они должны будут пользоваться, Лану это встревожило.

– Стивен, откуда ты так хорошо знаешь эти вещи? Я имею в виду – эти «правила искусства»? Я всегда думала, что ты бизнесмен, но разве бизнесмены знают все эти шпионские хитрости?