Предательство Тристана

– Ну уж, я и подумать не мог, что вас нужно предупреждать еще и об этих ублюдках. Решил, что вы уже сами знаете, на что они способны. Это такие сучьи дети! Я совсем не против того, чтобы пролить немного русской крови на немецкой земле. – Он пнул тело агента НКВД носком ботинка. Русский был мертв, его тело обмякло, лицо сделалось серым.

– Я ваш должник, дружище, – сказал Меткалф. – Без вас я бы накрепко влип.

Чип скромно потупил взор.

– Только постарайтесь больше не ввязываться в неприятности, Джеймс, – проронил он и зашагал прочь, на ходу убирая шприц в коробочку. Его голос был едва слышен, заглушаемый тяжелым ревом армейских грузовиков, тащивших орудия, боеприпасы и снаряжение по Унтер-ден-Линден в направлении Бранденбургских ворот.

Меткалф, все еще не до конца пришедший в себя, осмотрелся по сторонам; только сейчас он почувствовал настоящее облегчение. Не теряя времени, он рысцой побежал назад, к входу в театр. Труп русского остался лежать на тротуаре, и от него следовало держаться как можно дальше.

На ступеньках, на том самом месте, откуда подкрался русский с пистолетом, стоял человек. Меткалф расстегнул кобуру и приготовился извлечь собственное оружие.

Впрочем, он тут же узнал этого человека. Это был Кундров, на губах которого играла загадочная улыбка.

– Кто это был? – спросил Кундров, когда Меткалф подошел поближе.

– Парень с пушкой? Я полагал, что вы должны его знать, это один из ваших соотечественников.

– Нет, я не про щелкунчика.

– А, этот… Это один из моих.

– Он показался мне знакомым. Где-то я видел его лицо… Возможно, в одном из наших фотоархивов. Впрочем, хорошо, что он подвернулся вовремя, а не то мне пришлось бы убить еще одного щелкунчика – второго за неделю. А это, между прочим, пятно на моей репутации. НКВД предпочитает собственные способы экономии на зарплате.

– То есть любят убивать своими собственными руками?

– Совершенно верно. Вы приехали сюда, чтобы снова увидеть Лану. – Он не спрашивал, а уверенно констатировал. – Даже если из-за вашего приезда она подвергается опасности.

– Не совсем так. Мне требуется ваша помощь.

Русский закурил сигарету – немецкой марки, как заметил Меткалф.

– Неужели вы настолько доверяете мне, чтобы просить меня о помощи? – после паузы спросил Кундров, выпустив через раздувшиеся ноздри две толстые струи дыма.

– Вы спасли мне жизнь. И жизнь Ланы.

– С товарищем Барановой совсем другое дело.

– Это я хорошо понимаю. Я пытаюсь понять, знаете ли вы, что на самом деле влюблены в нее.

– Уверен, что вам знакома русская пословица: любовь зла, полюбишь и козла.

– Уж Лана-то ни в коем случае не козел. – Русский уклонялся от темы, ну и пусть уклоняется, решил Меткалф. Честность далеко не всегда является лучшей политикой.

– Ну, конечно, нет. Она исключительная женщина.

– Именно так я много раз говорил и думал о ней.

– Я всего лишь приставленный к ней шпик, Меткалф. Я ничего не могу поделать с этим, тем более что мое чувство к ней сделало задание во много раз труднее, но никаких иллюзий на ее счет я не имею. Она всегда видела во мне своего тюремщика – возможно, несколько более культурного, более мягкого, чем большинство, но все же тюремщика, и никого иного.

– Она не из тех женщин, которых можно держать в клетке.

– Или которыми можно владеть, – возразил Кундров. – Помощь, о которой вы просите… только если дело касается Светланы Михайловны.

– Так и есть.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ей, и думаю, что вы и сами об этом знаете.

– Именно поэтому я сейчас нахожусь здесь.

Кундров кивнул и еще раз глубоко затянулся сигаретой.

– Вредная привычка, но насколько приятнее курить немецкую сигарету, чем нашу папиросу. Даже фашисты делают лучший табак, чем мы.

– У вас в стране есть вещи, куда более достойные осуждения.

– Это так. Честно говоря, сейчас между Россией и Германией гораздо больше сходства, чем различий.

Меткалф с искренним удивлением вскинул бровь.

– Очень странно слышать такое от вас.

– Я уже намекнул вам на это в Москве. Я знаю эту систему изнутри. И знаю все ее злодеяния гораздо лучше, чем вы можете хотя бы представить себе. Поэтому меня нисколько не удивит, если вы сейчас скажете мне, что я должен помочь Светлане Михайловне бежать из страны.

Меткалф не сумел скрыть изумления.

– Но я не думаю, что она этого захочет, – продолжал Кундров. – Слишком уж многое держит ее в России. Все же может отыскаться и такая клетка, которую даже эта женщина не пожелает покинуть.

– Она говорила вам об этом?

– Никогда. Да в этом и нет необходимости.

– Вы так хорошо понимаете ее?

– Я очень хорошо понимаю ее чувства.

– Вы понимаете ее желание сбежать из Советского Союза?

– Скажете тоже – понимаю! Я сам испытываю такое желание. Я даже сделал бы это своим условием.

– Условием… чего?

– Условием того, что я помогу вам, помогая Светлане Михайловне. Это была бы моя цена.

– Вы хотите бежать? Вы это говорите?

– Я имею информацию, много информации о ГРУ, о советской разведке, и эта информация могла бы принести немалую пользу американскому правительству. Тем, на кого вы работаете, кем бы они ни были. Я могу очень многое сделать для вас.