Читаем Предел тщетности полностью

При слове «консультант», Лиля странно усмехнулась — уголки рта поехали в стороны, а сами губы остались неподвижны — получилась не улыбка радости, а гримаса боли. Она протянула руку для поцелуя, тонкую, изящную, и мне почудилось, что навстречу скользнуло извилистое тело змеи. Словно опасаясь укуса, я замешкался, но, пересилив себя, подался навстречу, двумя ладонями обхватив ее длинные пальцы. Рука Лили оказалась теплой, приятной на ощупь, меня окатило горячей волной. Я вдруг понял, что хочу эту женщину больше всего на свете, хочу именно сейчас, все равно где — в дамской комнате, на лестнице, в подсобке между коробками. Наплевать на все, что было и будет, случилось или произойдет. Плевать на друзей, семью, детей, на мать, на весь белый свет. Я настолько ужаснулся собственной беспомощности, что выскочил из-за стола и бросился, не попрощавшись, вон. Она мне приснилась той же ночью, появлялась в бестолковых и беспокойных снах еще несколько лет с завидной регулярностью, и самое поразительное — я ненавидел эти сны и тосковал по ним. Впоследствии мне рассказали, что она разорила Серегу дотла, причем не вытянула из него денежки себе на потребу, а именно развалила, разметала в труху остатки его бизнеса безо всякой видимой цели, рассорила с матерью и друзьями, оставаясь с ним до самого конца, пока он не пустил пулю в висок. Когда я поинтересовался у рассказчика, что же это за консультант такой, приведший Серого Коня к последнему стойлу, тот поднял меня на смех.

— Ты, Никитин, будто с Луны свалился. Какой консультант? Серега с колдуньей по экономическим вопросам связался. Нашел ее в каком-то объявлении на свою голову.

— А что, бывают такие? — наивно спросил я, — Никогда бы не подумал.

— Дикий ты, — пригвоздил рассказчик, — пентюх.

* * *

Пентюх не зря побаивался встретится с Ксюшей Носковой. Например, приведет Решетов для знакомства соседку колдунью, а она будет той же масти, что и консультант Лиля, или хуже того, самой Лилей окажется.

А что? Сейчас паспорт поменять пару пустяков, к тому же, как звали консультанта на самом деле — неизвестно. Меня и в привычной жизни любые сюрпризы раздражают вне зависимости от окраски, а за последние дни столько внезапных подарков накидали без спроса, экскаватором не разгребешь. Я поднялся, прошел на кухню, незашторенное солнце слепило глаз, выплеснул из бокала молоко и налил водки почти до краев. Спиртное смешавшись с остатками молока, цветом напоминало неочищенный самогон из бычьей спермы, но русского человека такой кунштюк разве может напугать. Выпил аккуратно глоток за глотком, картинно отставив руку, выдохнул с шумом, подцепил с тарелки длинную макаронину и стал со свистом всасывать в себя. За этим эпическим действием меня и застал Петруччо, приехавший из аэропорта.

— Все пьешь, — огорошил Сапог, появившись ниоткуда.

— Ошибаешься. Водкой рот полоскаю, зубы болят. Или полощу, как правильно?

— Как правильно? — вторил Петруччо, явно дурачась. Он помял мочку уха, будто бы в задумчивости. — Правильно водку залпом глотать, не придуриваясь. Так что ты поступил абсолютно верно, как истинный аристократ духа.

Сапог снял пальто, небрежно кинул его на стул и дернул дверцу холодильника в поисках еды. Не успел я опомниться, как на столе, будто на скатерти самобранке, выросли баночки, скляночки, пакетики, лоточки, свертки, Петруччо потрошил кишки холодильника со скоростью снегоуборочной машины, кидал содержимое на стол, успевая при этом понюхать и взвесить продукты в руке. Работал он сосредоточенно, с нахальной беспардонностью и абсолютной уверенностью в собственной правоте, что я невольно залюбовался им.

— Генерал к соседке ушел, — доложил я Петьке.

— Я в курсе. Звякнул, когда с кольцевой съезжал. Давай, старичок, вздрогнем с приземленьицем, а то у меня в полете организм не принимает, а душа требует. Сколько летаю, сто оборотов вокруг земли намотал, а все равно привыкнуть не могу. Мандраж.

Мы выпили, я всовал еще одну макаронину, а Сапог приступил к трапезе с непоказным удовольствием, мне почудилось, что у него скулы хрустят, как жернова.

— Слушай, — спросил я будто бы невзначай, — а что у генерала с соседкой?

— Ну ты и вопросы, старик, задаешь, — восхитился Петька не переставая жевать, — я чуть холодцом не поперхнулся. Что, что? Надо подумать, как бы тебе всеобъемлюще ответить на твое безликое «что».

— Скажи просто, он с ней спит?

— Бестактность — кратчайший путь к истине. Ты только Жоржу такое не ляпни, а то он в морду дать может. Что значит «спит»? У него к Ксюхе трепетное отношение. Налей еще по одной, а я тебе введу в курс дела, чтобы ты случайно дров не наломал. Нам спешить некуда, генерал только к вечеру припрется, не раньше.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары