Я краснею и пытаюсь встать, но он меня не отпускает.
— Лиам, они наблюдают за нами.
— Ну и пусть.
Мой румянец усиливается.
— Лиам, пожалуйста, — шиплю я.
Он ухмыляется. Я моргаю. Без прически он выглядит как более молодая, горячая и высокомерная версия Брюса Уиллиса в стиле его «Дней крепкого орешка». Брюс Уиллис смешанный с Томом Эллисом и Джейсоном Стрэтхэмом, если хотите конкретики. Его серые глаза кажутся еще более пронзительными. Конечно, мистер горячая-задница в любом случае выглядел бы сногсшибательно.
— Ты пялишься, детка, — растягивает он слова.
— Как и ты.
— Я смотрю на женщину, которая занимает мои сны и каждое мгновение моего бодрствования. Быть рядом с тобой, в моих объятиях, иметь возможность обнимать тебя и знать, что у нас впереди остаток нашей жизни вместе, навсегда, каждый день, делает меня чертовски счастливым.
Моему сердцу кажется, что оно наполняет мою грудную клетку, распространяется в желудок и заполняет каждую клеточку моего тела. Я чувствую себя так, словно парю.
— Я так сильно хочу снова поцеловать тебя. На самом деле, я не могу представить себе сценарий, при котором я не хотел бы запрыгнуть на тебя, целовать, срывать с тебя одежду и трахать тебя каждый раз, когда я тебя вижу.
— Продолжай, не останавливайся.
— Если бы мне пришлось мечтать о человеке, с которым я собирался бы разделить свою жизнь, это была бы не ты.
Я моргаю.
— Нет?
— Нет. — Он обхватывает ладонью мою щеку. — Ты встречаешь так много людей в своей жизни, и ни один из них не цепляет тебя. А потом ты встречаешь ту единственную и понимаешь, что не заслуживаешь ее.
Мои щеки вспыхивают. Я ерзаю у него на коленях, и выпуклость в его промежности, кажется, становится больше, толще, если это возможно.
— Не двигайся больше, или я могу опозориться.
Я утыкаюсь лицом в его горло.
— Лиам, ты ставишь меня в неловкое положение.
— Не стоит. Ты заслуживаешь каждого, сказанного комплимента и даже больше. Ты самая храбрая, дерзкая, бесстрашная, упрямая, изысканная, завораживающая, красивая женщина, которую я имел честь знать. Я провел так много времени в гневе из-за того, что случилось со мной, когда я был еще подростком. Я потратил так много времени в своей жизни, пытаясь компенсировать высокомерие своей юности. Я сосредоточил свои усилия на компании моего отца больше, чем на чем-либо другом, пытаясь проявить себя перед миром. Я сказал себе, что если бы у меня было больше власти, больше денег и больше влияния, это удовлетворило бы ту зияющую потребность внутри меня. Но потом я встретил тебя, и та часть, которая была такой мертвой внутри меня, пробудилась к жизни, и это был шок. Все те чувства, те эмоции, с которыми я отказывался бороться, вышли на первый план. Это то, что заставило меня так разозлиться на тебя. Вот почему я решил выкинуть тебя из головы. Но один раз попробовав тебя, я все понял.
Он наклоняется ближе, пока его ресницы не касаются моих.
— Я знал, что попал в ловушку. Я знал, что хочу оказаться в ловушке. Я знал, что еще одна секунда без тебя в моей жизни была бы подобна земле без дождя — выжженной, сухой, испытывающей жажду, ожидающей твоего прикосновения, твоего запаха, ощущения твоих губ на моих, твоей кожи на моей, твоего тела, прижатого к моему, твоего дыхания, трепещущего на моей щеке, твоих рук обхватывающих мою шею, твоих бедер обнимающих меня, когда я погружаюсь в тебя. Ты моя, Божья коровка. Моя. Я ненавижу то, кем я являюсь без тебя. Я поражен тем, кем я становлюсь, когда я с тобой. Ты делаешь меня таким человеком, каким я никогда не думал, что у меня будет возможность стать. Ты моя вторая половина, моя лучшая половина, близнец моего сознания, отражение моей души, моя пара, мой партнер. Каждый день, когда мы вместе, — это лучший гребаный день в моей жизни, потому что я провожу его с тобой.
Это ощущение парения набирает скорость. Я лечу по воздуху, взмывая ввысь, вдыхая такой разреженный кислород, что у меня кружится голова.
Я откидываюсь назад в кольце его рук и вглядываюсь в эти черты, которые так же знакомы, как и мои собственные.
— Лиам.
— Да, Божья коровка.
— Заткнись и поцелуй меня еще раз.
47


И я целую ее, снова и снова. Я целую ее, пока у нас обоих не перехватывает дыхание, и она издает тот тихий горловой звук, который говорит мне, что она близка к оргазму — и это только от того, что я целую ее, — пока она не извивается у меня на коленях, а ткань, прикрывающая мою промежность, такая тугая, что я уверен, я вот-вот кончу. Кажется, что у меня молния лопнет.
Кто-то прочищает горло позади нас, и я понимаю, что предстоящее расследование откладывать нельзя. Я отстраняюсь и прижимаюсь своим лбом к ее лбу.
— Ты готова к этому?
— А ты как думаешь? — ворчит она.
— Я думаю, ты так же возбуждена, как и я, и что нам обоим придется пройти через линию фронта, которой являются наши матери и Лимингтонский клуб вязания, прежде чем мы сможем вернуться домой и полакомиться друг другом.
Она стонет.
— Прекрати, пожалуйста, или мне придется попросить тебя взять меня прямо здесь, не заботясь о том, что мы шокируем нашу семью и их друзей.