– Это вы очень дёшево отдаёте, – удивился Денисов.
– Да кому они нужны? Два часа стою уже никто ещё не интересовался кроме милиции, сначала прогоняли, потом отвязались.
– Увлекаетесь поэзией?
– Я-то? Да я их и не читал никогда! Пропылились в шкафу. Сын. В Канаде живёт сейчас. Мне читать недосуг был, пахать приходилось. Газеты только. А сын читал. Читака! Под одеялом с фонариком читал. И сам стихи писал. В журналы посылал. Печатали. В 94-м уехал. Только там пошёл не по этой линии. Не по стихам. Он математик вообще-то.
Старик говорил о сыне с явным удовольствием, немного смущаясь. Наверное, понимая, что выглядит диссонансом то, что, он, старик, мёрзнет в предпраздничный день на улице, пытаясь продать за сущие копейки книги, а его сын, о котором он рассказывает незнакомому человеку, живёт в благополучной Канаде.
– Вот, – продолжил старик, – жена умерла у меня недавно. Я квартиру-то нашу двухкомнатную обменял на однокомнатную, сыну денег послал – у него там двое детей, жена из тамошних. А книги, скарб кое-какой, я решил допродавать. Чего всё это тащить в новую квартиру?
Говорил он это, будто оправдывался. Денисов протянул ему сторублёвку.
– Да у меня и сдачи-то не будет, – развёл руками старик.
– И не надо.
Глаза старика покраснели. Он суетливо нагнулся к своему чемодану, стал доставать книги.
– Возьмите тогда ещё книг. Всё равно никто их не берёт.
– Спасибо, отец. Не надо. С наступающим вас Новым Годом.
– И вас тоже поздравляю. Здоровья вам.
Идя к машине, Денисов столкнулся с группой хорошо одетых пожилых иностранных туристов направляющихся к Гостинке. И сразу же подумал об этом старике, о резком контрасте между ним и этими ухоженными, весело беседующими иностранцами. Всегда с грустью и болью думал он о стариках, брошенных доживать свой и без того нелёгкий век в нищете и одиночестве, ставшими подопытными кроликами нового смертельного эксперимента. В одночасье оказалось, что эти люди, отдавшие лучшие свои годы и здоровье на строительство страны делали совсем не то, что всё было ошибкой, идеалы, путь страны, да и сама жизнь этих людей. «И они тягостно молчат, ничего не просят у государства. Не ропщут, не нарушают законов, откажут себе в насущном, но вовремя оплатят все коммунальные услуги и счета», – прошептал он, садясь в машину.
– – —
Не проехав и ста метров, он остановил голосующему мужчине с чемоданом в руке. Просунув голову в кабину машины, весело скалясь, тот спросил:
– К вокзалу Московскому поедем, командир? Полтинничек подкину.
Денисов оценивающе глянул в его смеющиеся глаза, мужчина явно был навеселе, и коротким жестом руки пригласил его в машину.
Новый пассажир кинул свой чемоданчик на заднее сиденье. Усевшись, протянул деньги, со словами:
– Плачу вперёд, как у вас в Питере положено.
– А у вас как-то по-другому? На доверии работают таксисты?
– У нас в Воркуте по-разному. У кого, как получится и с оглядкой, потому что легко можно нарваться на клиента, которому такая постановка вопроса, как в культурной северной столице, может не понравиться. Народ у нас верченый. Скажет такой клиент: извини, дорогой, а в рыло не хочется тебе? Ты сначала довези, а после и о деньгах поговорить можно будет. У нас таких кадров много – лагерный край. Гулаг и всё такое, слышали, наверное. Я сам из семьи ссыльных немцев, в войну сослали помёрзнуть. Не замёрзли. У нас песня есть народная, – слова золотые: «Капуста и репа погнали парня из дома, кабы мать варила мясо, я остался бы подольше». Это про меня и мою семью. Побродяжничал я по Союзу, сто одну специальность освоил. Да вернулся к отчим могилам, в лагерный край.
Он помолчал и усмешливо продолжил:
– У вас тут культурная столица, на «вы» говорят, всё с улыбочками вежливыми. Думаю, если зарезать захотят, то вежливо скажут, наверное, извините, уважаемый товарищ, но назрела острейшая необходимость жизни вас лишить. Вы уж, дорогой, не сердитесь на нас за это, пожалуйста. Шучу.
Сказал он это с такой комической интонацией и артистизмом, что Денисов рассмеялся.
– Верно, подмечено, северянин, есть и такое дело. А что ж вы в родные земли, в процветающую Германию, в ветчинный и пивной рай не уехали? Сейчас это просто и родословная вам благоволит.
Пассажир махнул рукой.
– Был. Образцовый порядок фатерланда не вдохновил.
Он рассмеялся:
– Из окна смотришь – красота, порядок. А на улицу выйдешь – везде одни немцы. Слышали такой анекдот?
Денисов расхохотался, а пассажир продолжил: