Читаем Предновогодние хлопоты III полностью

– Ну, этого в Москве давно нет, пирогами давно не пахнет, – на «Макдональдсы» с гамбургерами переходит первопрестольная. Торгует Москва. Вся торгашня там, пыжится столица, чванится, Парижем стать хочет. После Питера я всегда в Москву заезжаю на пару дней и по-свежим впечатлениям сравниваю две столицы. Лица разные у них… что-то азиатское в Москве. А мы кто? Мы азиаты и есть. А Москва сейчас … как бы это сказать… она вроде и столица, но столица сама по себе. Нет, не так: она столица самой себя. Запутался. Столица тех, кто там дела ворочает, короче. А москвичей тех, что мне любы были, куда-то подвинули. Она будто оккупирована какими-то другими людьми, их и москвичами-то трудно назвать. Да и город успели испоганить избушками на курьих ножках и рекламой беспонтовой. Ну, так мне в прошлом году показалось. Да это ладно, всякое с Москвой случалось, горела сколько раз, прорвётся и в этот раз. Слушай, друг, что-то мне с тобой расставаться не хочется. У меня до поезда часа два ещё. Давай, поставим твою кобылу в стойло, посидим в кабаке, поговорим за жизнь. Давай, а?

– Не могу, дружище, спасибо. Мне работать нужно.

– Брось! Это я понимаю, сам всю жизнь впахиваю, да работа не волк. Я заплачу за простой. В накладе не будешь.

– Не могу, честное слово, не могу.

– Жаль, ну, тогда прощай, с наступающим тебя. Однако, глядишь, и доживём до двадцать первого века. Как думаешь, доживём?

– Обязаны.

– Вот это правильно. Ладно, тогда я поехал домой встречать Новый год, – он рассмеялся чему-то своему.

Из машины он вышел твёрдой походкой. На зебре ловко поддержал под локоть поскользнувшуюся женщину, что-то ей сказал, близко наклонившись к её уху, она рассмеялась. Они пошли рядом. Он что-то ей быстро говорил, женщина улыбалась. С улыбкой провожая его взглядом, Денисов, трогаясь, проговорил:

–Жив народ. Такой мужик и в окопе унывать не будет.

Он объехал квартал и у Московского вокзала остановился рядом с седобородым стариком. У его ног стояли два больших чемодана, рюкзак и здоровенная сумка, перевязанная верёвками. Лицо старика покраснело от мороза, он был в видавшем виды тулупчике, обтрёпанная кроличья шапка скособочилась на голове. Денисов внутренне благодушно улыбнулся возникшей ассоциации с обликом некрасовского деда Мазая. Перегнувшись, он открыл правую дверь.

– Куда вам дедушка?

– Мне, сынок, на улицу Демьяна Бедного. Ты только вперёд говори, сколько запросишь, я тебе не олигарх Березовский, – произнёс старик простужено.

– Садитесь, дедушка, разберёмся. Я тоже не Чубайс и не Рокфеллер. Не обдеру шкуру – жив останешься.

– Э, нет, – протянул старик, почёсывая затылок, – так дело не пойдёт. Сяду, а после выгружаться придётся. Ты говори, сколько платить и дело с концом.

Денисов рассмеялся.

– За сотню больно будет?

– За сотню не очень больно, хотя для меня и сотня деньги, – обрадовался старик. – Ты только подсоби мне погрузиться.

Денисов уложил неподъёмные чемоданы деда на заднее сиденье, сумку и рюкзак в багажник.

Усевшись в машину, старик расстегнул тулуп, снял шапку, положил её на колени, пригладил редкие седые волосы и сказал:

– Ну, стал быть, поехали с Богом, сынок.

– С Богом хоть на край света, – улыбнулся Денисов. – Долго пришлось стоять на морозе? Не сговорились с водителями? Водителей желающих подработать, как я вижу, полно.

– Жадобы, а не водилы. Долго я тут мёрз. Машин-то много останавливалось, да просили больно много. Почти все по двести да по двести пятьдесят ломили, а один таксист так и триста запросил, машина у него с шашечками была. Говорит, давай дед, чёртовы бумажки и через двадцать минут долетим до цели. В прошлом годе дешевле у вас расценки были. У нас за сто тридцать рублей до Тулы доехать можно на автобусе, – у старика был молодой голос.

– Вы никак зимовать к нам приехали? Столько вещей везёте, – поинтересовался Денисов.

– К внуку. Третий год уже Димка здесь ошивается. Второй внук совсем далеко забрался, в Находке рыбачит. Пять лет уже не виделись. Внучка моя – та рядом, в райцентре, на парикмахера учится. Это дочери моей дети. А у сына моего одно дитё. Разлетелись дети, как птицы…

– А внук, как в Питере устроился? Нравится ему здесь?

– А чего ж здесь молодому-то не понравится? – озираясь, ответил старик. – Гляди: город, как в сказке горит. Магазины, кафе, театры-кинотеатры, автобусы, машины, довезут хоть на край света, в домах вода, отопление, газ, мусоропровод. А у нас? – он удручённо махнул рукой. – Дороги развалились, лампочек на столбах давно нет. Два магазина, мы их зовём Матрёнин супермаркет и Фросин бутик, клуб – в нём ни танцев, ни концертов, ни лекций, собрания только иногда. Молодёжь разбежалась по городам, а у нас не самый пропащий был совхоз, ещё много мужиков осталось, которым до пенсии далеко. А мужик, сынок, ежели пахать не будет, без работы на печке валяться зачнёт, ему много чего непотребного захотеться может. Начнётся, как водится, с лени и с пьянки, а дальше… какой работник из пьющего мужика хорошо известно.

–У вас значит, четверо внуков и двое детей. А правнуков- то, нет ещё?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза