Председатель (СИ)

Скрывшись в моем кабинете от толп ученых, среди которых я опознал только молодых Капицу и Вавилова, академик Карпинский весьма напористо потребовал “от руководства страны” немедленных решений по казусу Физического института. Я поначалу подумал, что Александр Петрович возмущен тем, что во главе наследия Лебедева может стать иностранец, но все оказалось совсем наоборот — он буквально умолял нас немедленно назначить Эйнштейна. От такой бурно выраженной позиции даже нейтральный Ильич задумался и обратился ко мне:

— А что, Михаил Дмитриевич, давайте попробуем уговорить герра Эйнштейна все втроем? Думаю, ради такого мы даже можем увеличить снабжение Физического института.

— Да, прямо сейчас! — поддержал его Карпинский. — Это же будет просто великолепно! Нам обязательно нужен ученый с мировым именем как наследник Лебедева!

С тем и отправились в гостевые комнаты, разогнав всю толпу по пути. Альберт, заметно обескураженный таким натиском русских физиков, сидел за столом и вяло пытался прийти в себя.

— Господин профессор! — начал академик.

“Мы к вам по делу, и вот по какому…” — мелькнуло в голове и я от греха подальше спрятался за спины спутников.

За полчаса Физическому институту и его потенциальному главе наобещали небо в алмазах. Свежеиспеченный нобелевский лауреат только обреченно кивал и все пытался объяснить, что он не организатор и тем более не руководитель, что он уважает последнюю волю своего друга Лебедева, но такая ноша просто неподъемна и ничего хорошего из этой идеи не выйдет. А я припомнил, что все время работы в Принстоне Эйнштейн действительно не занимал никаких руководящих должностей — просто жил в кампусе, вел исследования и занятия, да беседовал с коллегами. Что любопытным образом совпало прямо-таки с валом прорывов в науке, совершенных принстонцами. Да, “такая корова нужна самому”, нечего подарки американцам делать, так что будем уговаривать, пока не согласится.

— Альберт, товарищи, я предлагаю компромиссное решение. Профессор Эйнштейн займет пост научного руководителя института, а на должность директора мы назначим человека более способного к административной работе. Например, Павла Сигизмундовича Эренфеста. Кто за то, чтобы принять это за основу?

И еще полчаса утрясания деталей — Ленин прямо пообещал построить новое здание и поселочек института на Воробьевом шоссе, на высоком берегу над Москвой-рекой, а Карпинский под это дело раскрутил его на создание рядом, на Калужском шоссе за Живодерной слободой, целого городка академических институтов. И отлично, пусть ученые живут рядом, общаются и пронизывают науку междисциплинарными связями.

Рождество в Москве, скорее, в силу привычки, нежели из христианского благочестия, отмечали широко и весело. Ставили елки детям, ходили в гости и даже в церкви — несмотря на то, что никаких дополнительных выходных, кроме первого января, не было. Никто праздник не запрещал, а коли попы на этом сумеют сшибить лишнюю копеечку, так на то они теперь и самоокупаемые, пусть крутятся. Власть следила лишь за тем, чтобы в проповедях не было “антисоветской агитации и пропаганды” — формулировочка дословно совпала с памятной мне, из-за которой было наломано столько дров.

Как докладывали ребята из Центросоюза, кооперативные магазины ломились от покупателей и продуктов. Именно под Новый год произошел скачок численности потребкооперации и выполнение амбициозной задачи охвата всех трудящихся приобрело вполне реальные очертания.

Купеческий загул, столь памятный городу, тоже возродился почти в дореволюционных формах, снова понеслись по Петроградскому шоссе лихачи и автомобили, снова гудели рестораны и хлопали пробки шампанского — нувориши спешили заявить urbi et orbi о своем приходе к успеху. Не обходилось и без мордобоя и прочих криминальных кунштюков, о чем поведал зашедший к нам на праздничный огонек Ваня Федоров.

Вокруг елочки, увешанной орехами, яблоками и конфетами, водило хоровод и пело про то, как в лесу она росла, все наше детское население — Маша и Софья Скамовы, Виталик и Надя Жекулины, Иван и Сеня Ивановы, а также гости, однокласники, друзья общим числом человек тридцать. Мелкий Мишка только глазами хлопал на такое многолюдье и сосал добытую с елки конфету.

Федоров тяжело вздохнул:

— Хорошо у тебя, Митрич. Спокойно, весело, а я как подумаю, что обратно в Гормил, разбирать дебоши, так сил нету. Понавылазила эта отрыжка капитализма, может ее того, к ногтю, а?

— В свое время, Ваня, — я обнял старого соратника за плечи и повел к “взрослому” столу.

— А чего же не сейчас?

— Пока они нам полезны.

— И что, неужто без них никак не справимся?

— Вот скажи ты мне, друг ситный, ты сколько свою нынешнюю должность осваивал?

— Год, — потупился Федоров, — и то не до конца, еще учиться и учиться. Хорошо хоть старые сыскари рядом были…

— Вот именно. Ты ведь не жалеешь, что они уголовных ловили и за то жалованье получали, немаленькое, куда выше, чем у рабочих?

— Так они дело делали!