Председатель (СИ)

Затем шел пассаж что все страны наводнены бывшими русскими, и что Истинные Революционные Эмигранты образовали ряд комитетов для помощи беженцам, которые спасаются из Совдепии совершенно раздетыми. Это при том, что эмиграция у нас преимущественно монархическая, то бишь минимальная. Ну и высылаемые вовсе не раздеты — едут с багажом и кое-каким имуществом.

— Думаете ли вы, что это правительство губит свободу русского народа?

— У нас уже нет свобод в России. Нет ни университетов, ни средних, ни низших школ.

— Я не знаю, Герберт, какой ей еще свободы надо. Действуют партии, даже буржуазные — те же кадеты. Проводятся свободные выборы, работают независимые суды. Почитайте наши газеты — там такая свобода слова, такая критика власти, что у вас бы за подобное разорили издание, а журналистов выгнали с работы или вообще посадили в кутузку. Возьмите нашу спайку советов, кооперативов и профсоюзов с практиками — и вы увидите подобие вашей же лейбористской партии, только гораздо более решительное.

Что там еще? “Я утверждаю далее, что большевики разрушили и раздробили Россию и развратили русский народ. Они напустили на народ всех преступников, которые были в тюрьмах и на свободе. Эти преступники теперь заодно с большевиками. У них нет ни одного Совета, в который бы входили честные люди. Они представляют собой отбросы русского народа”. В общем, такую личную неприязнь испытывает Бабушка, что кушать не может и несет откровенную пургу.

А я, будто больше заняться нечем, ее опровергаю.

Глава 22

Зима 1920-21

Президент Академии наук Лебедев умер в декабре — как сказала Наташа, морозы вообще опасное время для сердечников. Здоровье Петру Николаевичу до войны доктор Амслер, конечно, заметно подправил, да только потом война, уже каждый год в Европу не поездишь. Пришлось менять на Кисловодск, а там и труба пониже, и дым пожиже — в начале века в санаторно-курортной терапии лучше швейцарцев никто в мире, пожалуй, и не понимал.

После же окончания войны, выпихнуть Лебедева за границу вообще не стало никакой возможности — он так прирос к Физическому институту, что наотрез отказывался оставлять его без присмотра. Тем более, когда институт получил полное финансирование от государства и начал несколько новых проектов. Лебедев перетащил к себе Эренфеста и в Москве за последние годы сложилась неплохая физическая школа, на зависть питерской во главе с Иоффе.

Вот как раз Пауль и разослал телеграммы европейским физикам. Эйнштейна печальная весть догнала прямо в Стокгольме, где он наконец-то получал свою Нобелевку. Выдвигали его чуть не каждый год, но уж больно осторожно относились скандинавы к покамест радикальной теории относительности, так что кандидатура Альберта была своего рода “вечным номинантом”. А вот лауреатом он стал только после того, как я настропалил самих Нобелей, а Лебедев организовал своего рода “комитет в поддержку” из крупнейших европейских физиков: Лоренц, Планк, Зееман, Вин, Каммерлинг, фон Лауэ, молодой Нильс Бор, и все они разом насели на шведскую академию. Да так, что она нашла устраивающий всех выход: премию за 1919 год Альберту присудили не за теорию относительности, а за самое его бесспорное достижение, к тому же подтвержденное экспериментально — за теорию фотоэффекта. Но в формулировке дипломатично дописали “… и за другие работы в области теоретической физики”.

Телеграмма шла через посольство и у Александры Коллонтай хватило такта не вручать ее до награждения и речи лауреата. И правильно — прочитав, Эйнштейн сорвался в Москву прямо из мэрии Стокгольма. Да как, на самолете! Вернее, бомбардировщик “Дукс” ВВС Швеции довез Альберта до Хельсинки, откуда он продолжил путь на поезде и уже через сутки прибыл в Москву.

Похороны и так не очень приятное дело, а уж зимой, в мороз… После прощания в зале Физического института гроб до Новодевичьего несли, сменяя друг друга, ученики Лебедева, студенты, преподаватели, профессора, успевшие приехать из Европы коллеги.

На следующий день в институте состоялось оглашение завещания, в коем Петр Николаевич отписывал институту все свои активы, а директорство передавал Альберту и просил ВЦИК выступить гарантом. А Эйнштейн взял и отказался.

Новость эта научное сообщество не скажу чтобы громом с ясного неба, но поразила, отчего в Знаменском переулке внезапно случилось изобилие физиков — Альберт остановился у меня, и уговаривать его все тоже кинулись ко мне. Финальным аккордом стало явление Предсовнармина, коего чуть ли не за руку притащил исполняющий обязанности президента Академии.