Предсказание

Куда запропастилась заключительная глава? И вообще, была ли рукопись? Сейчас ему казалось, что он привязан к двум склоненным стволам деревьев. Они распрямятся, и его разорвет. Левое плечо онемело. Сквозь немоту тела Костя начал вспоминать свои выводы… заключительную главу. Он пошарил рукой, но папки не было. Где рукопись? Она только что валялась на диване…

– Для чего вам эти рукописи? – внезапно ворвалось в сознание Кости.

Он долго не мог понять, откуда голос и как связать концы с концами. Ему хотелось найти исчезнувшую диссертацию, но тут он увидел рядом с собой разноглазого Петю Моржова в синей куртке и вспомнил все.

Магазин «Природа»…

Потомок великих князей…

Переписка Сухово-Кобылина…

Семьсот рублей новыми…

– Зачем вам эти рукописи? – повторил парень, с удивлением взирая на Костино возвращение на землю. Бедный, он не подозревал, как тяжело было свидетелю преступлений и беззаконий российского самодержавия приноровиться к солнечной праздничности этого апрельского дня и к автобусной жизни едущих на биржу в зоомагазин.

– Рукописи? – переспросил Костя. – А… да просто так… Историей интересуюсь.

Парень отвернулся. Глаза его блуждали по знакомым улицам, по лицам попутчиков. Костя огляделся вокруг. И видения столетней давности стали отступать. Он попробовал перевоплотиться в завсегдатая зоомагазина или Птичьего рынка, приспособиться к суматошному XX веку с его не в меру развитыми детьми и чересчур высокими критериями научного анализа. И вдруг он увидел, что уже весна, земля набухла, а девицы в автобусе полногруды, и внезапно почувствовал, что и в нем снова поднимается то, что называется зовом, судьбой или любовью к человечеству, в зависимости от обстоятельств. Косте надо было поделиться своим настроением с этим потомком, душа которого, как нетронутая целина, была жестка и неплодородна.

– Рукопись, – начал он патетически и тронул Петю за плечо, – это всегда тайна. Всегда опровержение чего-то установившегося в тебе. Сначала ты видишь незнакомый почерк и сходишь с ума от неизвестности. Тебе хочется проникнуть в этот характер, заглянуть на дно человеческой души. Потом ты идешь вглубь. Твоя судьба соприкасается с чужой судьбой, иногда страшной, иногда великой, и ты становишься свидетелем исторического события. – Костя поднял глаза и вздохнул… – Но иногда умирает легенда, которую мы придумываем себе. Рукопись не соглашается с тобой и мстит за иллюзии.

Парень слушал с недоверием, его разномастные глаза мерцали светом других страстей и надежд.

– Не веришь? – возмутился Костя. – Ну хотя бы Лермонтов. Двадцать семь лет. Он не успел почти ничего. Понимаешь ты это? Он не успел быть любимым, обзавестись друзьями. Тяжелый, странный характер. В сущности, он только писал стихи, стрелялся на дуэли и совсем не успел жить. И вдруг новый неведомый факт открыт исследователями. Незадолго до смерти он любил. Быть может, самое сильное чувство. Французская поэтесса, не страшась «мнения света», бежала от мужа, консула, к русскому поэту очертя голову. Сенсация из ряда вон?

Костя оценил впечатление, произведенное рассказом. Потомок следил за его губами остановившимся взглядом. Да, теперь можно было впрыснуть дозу документальности.

Итак, первооткрыватель истории – князь Вяземский. Издательство Academia публикует обнаруженные им записки, письма и воспоминания Оммер де Гелль – той самой француженки, которая была возлюбленной Лермонтова.

Что же в этих «Записках»? После своего вояжа с мужем по Востоку: Турции, Ирану и т. д. – Оммер де Гелль поселилась на юге России, в Крыму. Любовь не знает расстояний. Лермонтов летит к ней, невзирая на преграды. Так проходят дни, недели, месяцы.

И вдруг… трагическая ссора с Мартыновым. Дуэль. Смерть оборвала последнюю любовь поэта.

«Записки» расхватали в полдня. О них толкуют историки и библиографы.

А потом в один обыкновенный день все разлетается в пух и прах.

Не было никакой Оммер де Гелль… Утка. Появляется статья двух ученых, которые все опровергают.

В «Записках» Оммер де Гелль были проставлены даты свиданий. Ученые зубры доказали, что промежуток между свиданиями недостаточен, чтобы перебраться с Кавказа в Крым в те времена. Понимаешь? Ту и Илы еще не летали, а для рысаков дня маловато.

– Вот еще, – перебил Петя Моржов, и Костя увидел испуганную тень прежней тревоги на лице потомка. – Если хотите знать, мой отец на лошади скакал остановки три за поездом и не отставал.

Ему было не по себе. Его кроличья мордочка пылала, брови сдвинулись под тяжестью вычислений. Костя видел, как парень мчался с Кавказа в Крым, менял и загонял лошадей, подобно Печорину. Сейчас надо было хватать Петю Моржова. Немедля выудить из него все мотивы, скрытые побуждения. Добиться согласия!

Но Костя чувствовал себя обязанным все объяснить до конца, внести полную ясность в историческое событие.