Предсказание для адвоката

Дорога домой заняла три часа времени и целую вереницу воспоминаний. Они ехали молча. Каждый смотрел в свое окно, на пролетающие мимо снежные поля, черные коробки деревенских домов, темные островки леса. Машину вел Ян, который также за всю поездку вряд ли проронил слово. Он был погружен в свои мысли и разделял настроение хозяев.

Возле дома, когда водитель вышел, Андрей придержал руку жены.

– Лиза… – сказал он умоляющим тоном.

– Что? – она все поняла и без объяснений. – Ничего не говорить родителям? Я тебя понимаю…

– Ну вот и отлично, – слабо улыбнулся он. – Ты же знаешь, какой впечатлительной бывает мама.

– Да, конечно. Как скажешь.

Ситуация казалась ей знакомой…

Дома было все как и прежде. Кухарка гремела кастрюлями на кухне, тихонько пререкаясь с требовательной домоправительницей. Дворник сметал с дорожек снег. Полина в свежем коротком переднике сновала по дому со щеточкой для уборки пыли. Так же тикали часы в гостиной, громким боем встречая каждый час; скрипели половицы; трещал огонь в камине. Словом, жизнь шла своим чередом.

Но Дубровской казалось, что что-то ушло, неуловимо, незаметно исчезло, не оповестив об этом домочадцев. Может, их покинул покой? В самой атмосфере дома поселилось тревожное ожидание перемен. Но, похоже, никому, кроме Елизаветы, до этого не было никакого дела.

Девушку утомляла бесконечная болтовня свекрови, восхищавшейся романтикой гор, показная веселость Андрея, без устали рассказывающего всевозможные горнолыжные байки. Ее раздражала вездесущая Полина, которая в последнее время, ловко переложив свои обязанности на плечи пожилой горничной, стала кем-то вроде компаньонки Ольги Сергеевны. Она часами просиживала в гостиной, по первому зову приносила своей хозяйке теплый плед и шлепанцы и совала свой нос в обсуждение любой семейной темы.

Похороны Павла Грека прошли как-то стороной, абсолютно не затронув безмятежной жизни счастливой семьи. Андрей проблему решил просто, за двоих. Посчитав, что усопший был противником панихид и поминок, супруг заявил, что на погребении им делать нечего. Елизавета возражать не стала, тем более что в последнее время она впала в какое-то странное оцепенение, анабиоз. Она не жила, а дремала. Признаки недомогания, исчезнувшие во время их путешествия в горы, возобновились вновь. Ее мучили тошнота и головокружения, а также неприятная сухость во рту. Полина исправно поставляла ей настойку для повышения иммунитета, но от этого становилось еще хуже.

Странно, но даже в таком состоянии, когда тело слабо реагировало на внешние раздражители, мозг продолжал жить своей обособленной жизнью. Мысли, как потревоженные пчелы, роились, отыскивая объяснение тем неожиданным совпадениям, которые в последнее время сводили ее с ума…

Дубровская открыла краны в ванной комнате. Она собиралась немного полежать в теплой воде с душистой пеной. Может, ее оставит головная боль? Ей просто необходимо было расслабиться.

Она села на краешек ванны, наблюдая, как струя воды падает вниз, взбивая в огромные пузыри пену. Обычно ей, как ребенку, доставляло удовольствие подолгу нежиться в воде, сгребая руками мыльные островки, надевая их, как сказочную одежду, на свои руки, обнаженную грудь. Украшая себе пеной волосы, она представляла себя снежной королевой или русалочкой. Это было когда-то. Но теперь, смотря на голубоватую поверхность воды, она вспоминала совсем другую картину: ванную комнату, заполненную до отказа паром. Это было, помнится, в дачном домике Эммы. Тогда она тоже собиралась принять ванну.

Дубровская встала и, накинув махровый халат, вышла в комнату. Это становилось нестерпимым. Ее мысли, как напуганные зайцы, опять мчались по замкнутому кругу… Шум воды в ванной тревожил ее беззащитный мозг. Она стиснула виски руками и поспешила в коридор, где было прохладно и тихо…

Выводы, которые сделала для себя Дубровская, были основаны на логике и неопровержимых доказательствах. Она, как могла, сопротивлялась своим же догадкам. Но правда, голая и страшная, слепила ее, как нестерпимо яркое солнце.

Андрей и Стефания Кольцова были знакомы друг с другом, и это знакомство носило отнюдь не шапочный характер. Симпатичный доктор, за которым так настойчиво ухаживала журналистка, был супругом Дубровской. Конечно, на тот момент они еще не были женаты, но почему-то этот аргумент не приносил Лизе облегчения. Может, всему виной была неискренность Андрея? Ведь он мог давно все рассказать Лизе, но по какой-то причине предпочитал скрывать правду. Если бы Дубровская была догадливее, она давно бы свела концы с концами и добралась до истины.

Достаточно было вспомнить то странное выражение, которое появлялось на лице супруга всякий раз, когда речь заходила о Стефании. Его отчуждение, замкнутость, а иногда явно выраженная агрессия могли вызвать настороженность у кого угодно. Но Лиза была слепа. Вернее, она хотела казаться такой. «Это журналистка. С ней произошел несчастный случай», – сухо обронил муж в тот самый памятный вечер, когда погибла Эмма. Но Лиза решила тогда проявить деликатность и не тревожить мужа неприятными воспоминаниями.