Предсказание для адвоката

Утро не принесло облегчения. Чай казался ей горьким, а яркий солнечный свет вызывал головную боль. Лиза нехотя ковырялась в тарелке с кашей, пытаясь создать видимость того, что она все-таки ела.

Но, похоже, аппетит жены мало интересовал Андрея. Он перекидывался шутками с Полиной. Кажется, они обсуждали вчерашний матч по хоккею. Дубровская в этой игре мало что смыслила, а вот ее бывшая горничная, по всей видимости, знала в этом толк. Она легко пользовалась спортивной терминологией, обсуждая ледовые баталии; знала наперечет всех игроков сборной и расположение команд в турнирной таблице. Она могла говорить об этой чепухе с юмором и блеском. Но, что было хуже всего, ее спортивный азарт, как зараза, перекидывался на мужа Дубровской. Они спорили до хрипоты, подшучивали друг над другом и совсем не нуждались в обществе других болельщиков.

Полина, на правах члена семьи, восседала за обеденным столом. Завтрак подавала кухарка, а Полина не желала оторвать от стула свой аппетитный зад, чтобы подать хозяевам кофе. Более того, она успевала делать прислуге замечания. Бекон, по ее мнению, был пережарен. Яйца плохо очищены. Должно быть, их недостаточно подержали в холодной воде. Сметана казалась ей жидкой, а каша – чрезмерно густой.

Рвение Полины, не свойственное ее скромному статусу, конечно же, замечала Ольга Сергеевна. Но она не вмешивалась, не пыталась осадить прислугу, а, казалось, наоборот, поощряла старания выскочки. Изящно помешивая золоченой ложечкой кофе, она исподволь посматривала на свою невестку. Но та, погруженная в собственные мысли, похоже, совсем не замечала происходящего в доме…

Ада Александровна была, как всегда, любезна и гостеприимна. Усадив гостью в кресло, она буквально за минуту организовала чай. Поглядев на свежие бисквиты, домашнее печенье, Лиза с сожалением покачала головой.

– Давайте поговорим о деле, – предложила она.

– Конечно, милая, – охотно поддержала ее женщина. – Вы обещали мне что-то рассказать.

Дубровская вздохнула. Конечно, она не забыла о своем обещании. Со времени их последнего телефонного разговора прошло, должно быть, не больше десяти дней, но сколько песка утекло за это время, сколько звезд превратилось в пыль.

– Ада Александровна, – произнесла она, сосредоточенно терзая край салфетки. – Скажите честно, вы знали, как зовут приятеля Стефании? – Она несмело подняла глаза. – Ведь вы знали его имя?

– Деточка, о чем вы? – спросила изумленная старушка.

– Прошу, скажите мне правду.

– Но что я могу сказать?

– То, что тот, о ком мы с вами столько говорили, есть не кто иной, как мой муж.

– Ваш муж?!

– Ну, конечно. Ада Александровна, он – доктор. Это вам известно. И у него есть чертов офис. И именно он ездил с этой проклятой журналисткой в «Пряхино»! Вы все это знали, поэтому и поручили расследование мне.

Дубровская перевела дух. Перед глазами плясали круги.

Лицо старой дамы казалось испуганным.

– Нет, милая. Из всего того, что вы сейчас мне сказали, я уверена только в одном: ваш муж – действительно врач. За остальное я не ручаюсь.

– Но вы сразу подозревали его, не так ли? Почему вы просили сохранить мои визиты к вам в тайне? К чему была эта секретность?

– Успокойтесь, дорогая. Выпейте чаю. У вас нездоровый вид.

– Да не нужно мне ничего. Я здорова. Я сама… я сама… – Лиза так и не смогла подобрать нужных слов. – Я справлюсь без всякой помощи. Мне только нужно знать правду. Я так запуталась.

Мать Эммы подошла к ней и нежно обняла за плечи. Дубровская, к своему ужасу, поняла, что просто больше не в состоянии держать внутри себя накопившиеся слезы. Сначала она еще предпринимала безуспешные попытки промокнуть глаза салфеткой, но крупные горошины упрямо текли по щекам, а через мгновение на старую даму обрушился целый водопад отчаяния. Аде Александровне пришлось нелегко, поскольку сбивчивый рассказ Дубровской перемежался громкими всхлипами и икотой. Она плакала безутешно, прекрасно осознавая, что ведет себя неприлично. Но ей почему-то было неважно, как она выглядит со стороны. Она была несчастлива, и этим было все сказано.

Мать Эммы выслушала несвязный лепет от начала до конца, и, похоже, до нее стал доходить чудовищный смысл открытий, сделанных Елизаветой.

– Ну, перестаньте, детка, – мягко начала она. – Может, вы ошиблись? Ведь ни о чем нельзя знать наверняка.

– А вы… – голос Дубровской дрожал. – Разве вы можете дать другое объяснение всем этим странным совпадениям?

– На первый взгляд нет. Но кто знает? Будем откровенны, у вас есть веские доказательства близкого знакомства вашего супруга со Стефанией Кольцовой. Но вы не можете знать, причастен ли он к ее гибели. Разве вы располагаете какими-нибудь фактами?

– Может быть, если считать таковыми слова вашей дочери о кровавой реке, текущей среди скал, и шатком мостике. «Твое прошлое рухнуло вниз на острые камни», – говорила она. Разве это не обвинение? Эмма напрямую связывала гибель подруги с той любовной историей, о которой мы уже знаем.

– Да, но Эмма могла ошибаться.

Дубровская горько усмехнулась.