Елизавета с облегчением вздохнула, когда автоматические ворота, дрогнув, разошлись в стороны, открывая автомобилю выезд на свободу. Визит в дом Кротовых оставил в ее душе гнетущее впечатление. Хотелось всего сразу: вырваться на простор и дышать полной грудью, забирая в легкие свежий осенний воздух; закричать во все горло, освобождаясь от липкой атмосферы страха; набрать номер подруги и без умолку болтать по телефону. Но, конечно, ничего подобного Лиза делать не стала. Она чинно уселась на заднем сиденье, сложив на коленях руки, и уставилась в окно. Со стороны она казалась слегка утомленной, как светская дама, возвращавшаяся после визитов к своим нудным соседям. На душе же ее выли волки.
Было трудно понять, как разумная современная женщина могла мириться с жизнью бесправной рабыни, и рабыни, по всей видимости, сексуальной. Хлыстики и лаковые лохмотья, вне всяких сомнений, предназначались для плотских утех господина Кротова. Будучи натурой творческой и эксцентричной, он не довольствовался скучным семейным сексом. Ему нужно было нечто этакое, с вывертами. Буйная фантазия и склонность к насилию подсказывали ему сюжеты домашних спектаклей, где робкая супруга всегда играла одну и ту же роль – девочки для битья. Оставляя на ее теле багровые полосы, медиамагнат тешил свое мужское тщеславие. Его заводил вид крови. Он бесился, как дикое животное… Стоп! Откуда эти слова? «Возьми хлыст и выпусти беса наружу». Так, что ли, говорила Эмма? Она адресовала эти слова Кротову!
– Стой! – подпрыгнула она на сиденье.
Ян резко затормозил и обернулся к своей пассажирке:
– Что-то не так, Елизавета Германовна?
Дубровская уставилась на него в недоумении.
– Вы что-то забыли? Хотите вернуться?
– Н-нет, – замотала головой Лиза, не понимая, что на нее нашло. Они стояли рядом с ярко-зеленым забором. «Улица Краснопольская, 25» – гласил указатель. Казенное двухэтажное здание с большими окнами.
– Ты куришь? – спросила она внезапно у водителя.
– Нет. Я занимаюсь спортом, – ответил Ян.
– Тогда просто выйди и подыши воздухом, – попросила она. – Мне нужно… я хочу кое-что вспомнить.
– Как скажете, Елизавета Германовна, – отозвался Ян, покорно открывая дверцу автомобиля.
– Да, еще одно одолжение. Узнай, что это за здание. Я, похоже, была здесь когда-то. Вот только не помню, зачем…
Водитель покинул салон, и вскоре его крепкая фигура в спортивной короткой куртке скрылась за воротами. Должно быть, он посчитал, что Елизавете, как богатой психопатке, лучше не противоречить. Но Дубровская, всегда с трепетом относившаяся к чужому мнению, тем более когда это самое мнение касалось ее самой, на этот раз пребывала в безразличном состоянии. Она и сама не могла понять, зачем она выгнала на холодный воздух водителя. Может быть, плавное покачивание автомобиля и мелькающие за окном картинки мешали ей сосредоточиться, понять главное.
Она рассеянно смотрела в окно. Рыжий пес с обрывком веревки на шее, поджав хвост, трусил в поисках теплого укрытия. Ветер гнал ему вдогонку жухлую листву. На тротуаре темнели влажные пятна, слабое напоминание о первом снеге. Мимо проезжали неумытые машины.
В стекло постучали. Бедный Ян, переминаясь с ноги на ногу, стоял на пронизывающем осеннем ветру. Волосы его поднялись ежиком, а нос приобрел бордовый цвет. Он смотрел печально и умоляюще, словно тот самый пес, которого жестокие хозяева выставили на улицу в ненастный день. Дубровская, вернувшаяся из далеких грез в реальность, спохватилась. Она распахнула дверцу и начала бормотать несвязные извинения, но Ян был великодушен.
– Вам не за что извиняться. Мне стоило просто взять с собой шапку, – сказал он, потирая озябшие руки. Машина тронулась с места, и скоро ярко-зеленый забор остался далеко позади. Водитель обернулся.
– Кстати, Елизавета Германовна, я думаю, вы ошиблись. Краснопольская, 25 – это больница для брошенных детей-инвалидов. Мне сказал об этом сторож, угрюмый мужик с метлой. Вы
– Что за чудо эта Полина! – восклицал Андрей, поглядывая на рдеющую от смущения горничную. – Ты не представляешь, дорогая. Она просто вдохнула в меня жизнь, и я чувствую себя совершенно другим человеком!