Представление о двадцатом веке

И тем не менее Марии все было нипочем. Она меняла место работы так же часто, как и жилье. Всякий раз, когда ей казалось, что начинает чем-то попахивать, становится слишком тяжело, или слишком скучно, или слишком двусмысленно, она хлопала начальников по рукам, требовала расчета, одевалась и уходила, и на следующий день начинала все сначала в другом месте или же делала передышку, во время которой жила почти впроголодь. Она так и не стала квалифицированной фабричной работницей. Квалификация, классовая сознательность и членство в профсоюзе требуют от человека определенной стабильности, пребывания на одном месте, некоторых усилий, некоторой цепкости и веры в то, что во всем этом есть смысл, но Марии это не было свойственно. Сейчас нам, с наших позиций, легко рассуждать о рабочем движении и его истории, но для Марии существовали только хорошие подруги и плохие подруги, и порядочные мужчины и непорядочные мужчины, бесконечный ряд рабочих мест и холодный, циничный эгоизм, защищавший ее, словно панцирь, пока она не встретила Карстена.

Незадолго до этого у нее была первая любовная связь. Он был русским и оказался в Дании после освобождения из немецкого концентрационного лагеря. Встретилась она с ним на концерте русской песни и танца в Концертном зале Копенгагенского футбольного общества, куда пошла, потому что истощенные иностранцы, с одной стороны, были в диковинку и возбуждали ее любопытство, с другой стороны, взывали к ее состраданию. Во время концерта она обратила внимание на инвалида азиатской внешности, который танцевал на обрубках ног. У него также не было одной кисти, и в течение тех нескольких недель, что он оставался в Копенгагене, он был ее любовником. Потом он исчез — вместе с остальными бывшими узниками, а ей осталось лишь отверстие в ее панцире да пронзительная песня, полная тоски по родине, на непонятном ей языке.

И тут она вновь встретила Карстена.

На следующий день после их встречи и плавания на лодке во Фредериксбергском саду Карстен должен был явиться в призывную комиссию. Его определили в интендантский корпус, и эта его военная служба, на первый взгляд, должна была осложнить их жизнь, но все оказалось иначе. Карстен, само собой разумеется, оказался лучшим на курсе подготовки призывников, а значит, мог сам выбирать место службы, и выбрал он Кастеллет, откуда каждый вечер мог ходить ночевать домой. Даже суровая жизнь во время подготовки в казармах Хёвельте не стала для них проблемой, потому что его отпускали на выходные домой и потому что жизнь эта его не сломила, вопреки его опасениям, а, напротив, он, как и большинство призывников, стал получать удовольствие от физических упражнений на свежем воздухе, от всеобщей ненависти к начальству и грубовато-добродушных товарищеских отношений — всего того, что входит в широко распространенное, заимствованное из датских комедий об армии представление, что все мы должны отдать свой долг бессмысленной, тупой и во всех отношениях нелепой армии, которую я лично обманул, симулируя травму колена, но которая, как я уже сказал, ничуть не осложнила жизнь Карстена и Марии.

Осложнила ее Амалия Махони, мать Карстена.

Карстен долго не рассказывал матери о Марии, что вполне понятно, ведь он не был уверен, что их отношения продолжатся. Когда оказалось, что они продолжаются, он по-прежнему ничего не говорил. Подожду несколько недель или несколько месяцев, думал он, подожду, пока закончится служба. Служба закончилась, а он все еще молчал. Конечно же, он немного изменился, но считал, что мать этого не замечает, ведь многое можно объяснить солдатской жизнью и чувством уверенности в себе после сдачи экзаменов, но со временем на душе у него становилось все тяжелее. Он стал худеть и бледнеть, под глазами появились круги, он плохо спал, и, что хуже всего, он стал ловить себя на том, что возражает матери и время от времени, не удерживаясь в рамках своей безукоризненной вежливости, начинает грубить окружающим, сотрясаясь от раздражения, которое объяснялось тем, что они с Марией еще ни разу не провели вместе целую ночь. После их первой любовной встречи во Фредериксбергском саду он вернулся домой еще до восхода солнца, ведь он знал, что Амалия лежит без сна, ждет его и результатов экзамена. А потом все так же ночевал дома, и при этом обычно приходил не позже полуночи, потому что Амалия в его отсутствие не могла заснуть, ведь у нее никого, кроме него, не было.

Конечно же, всегда можно найти время и место, чтобы побыть вместе, и вовсе не обязательно ночью, и по мере того как Мария переезжала с квартиры на квартиру, молодые люди много узнали о жалюзи, замочных скважинах и о том, какие диваны скрипят, а какие нет, но все это не сравнить с тем, как если бы они смогли провести вместе целую ночь, и со временем у Карстена началась бессонница, постоянное беспокойство, и он рассказал все матери.