— Хорошо, потому что дальше всё намного сложнее. Видишь ли, слишком большие деньги крутятся в Легионе, и слишком выгодно знати владеть рабами. Ещё бы! Безропотная служба, если хочешь жить. Кроме того, не стоит забывать и о страхе перед «другими». Достаточно вспомнить фанатиков, по сей день недовольных Кодексом Скверны и требующих вернуть эвтаназию, — Максиан подошёл к окну. В чернеющем небе беззвучно мелькнула молния. От громового раската едва не затряслись стёкла. Начиналась гроза. — Твой отец, Ровена, был по-настоящему выдающимся человеком: он не убоялся пойти против системы. Но одной смелости, как видишь, оказалось недостаточно. Нам следовало действовать осторожно, не привлекать излишнего внимания, но мы были молоды и чересчур самоуверенны. В результате единственной нашей победой оставалось признание Сто Первого человеком. Урсус целый год добивался от Сената одобрения, и в конце концов те пошли на уступку. Севир получил имя и право на жизнь среди людей. Забавно, но я не сразу понял, что сделал твой отец. Нет, он не просто подарил свободу одному рабу — он показал осквернённым, что все они имеют право называться людьми.
— И всё это ради меня одной? — принцесса, казалось, не верила собственным ушам.
— В каком-то смысле да. Хотя твой отец и до этого ненавидел рабство и относился к осквернённым не хуже, чем к свободным. А часто даже и лучше. Думаю, рано или поздно он бы и сам пришёл к этому. Ты просто стала своего рода катализатором. Но, как я уже сказал, мы были молоды и самонадеянны, действовали открыто, и кое-кому это пришлось не по нраву. Щупальца Легиона уже давно достигли Сената, а самые влиятельные семьи Прибрежья всегда были на стороне рабовладельцев. Легион искал пути остановить обезумевшего, по их утверждениям, короля и в конце концов нашёл их в лице Юстиниана. Твой дядя уже тогда слыл ярым ненавистником осквернённых и фанатично чтил каждое слово Заветов. Думаю, его не понадобилось слишком долго уговаривать, но всё это мои предположения, конечно же. Доказательств нет, кроме слов Севира. К сожалению, мне так и не удалось полностью вскрыть этот гнойник, а теперь это уже не так важно, наверное. Может, Юстиниан и сам дошёл до этого, но точно не без поддержки. Его вообще мало кто воспринимал всерьёз, а зря, как оказалось. Не так-то он прост, Ровена. Все эти сказки про дикарей, рыскающих по Мёртвым Пустошам в поисках короля, скормили народу на голубом глазу. О страсти Урсуса к охоте не знали только младенцы, устроить засаду было проще простого. Вполне удобно, не так ли? Ни свидетелей тебе, ни улик. Но вот что меня даже тогда сильно смутило: ни одного трупа уруттанца так и не нашли, в отличие от пары дохлых наёмников. Они даже не маскировались! Да и зачем! Кто будет проверять, верно?
— Поэтому дядя искал Севира? Боялся, что вскроется правда?
— Возможно. То ли народного осуждения боялся, то ли мести осквернённых, но, к счастью, мне удалось убедить его бросить эту затею.
— А что стало с Севиром? Он всё ещё жив?
— Как знать, дорогая, как знать… — Максиан поднялся с кресла, наполнил стакан водой и протянул принцессе.
Она поблагодарила, но к воде не притронулась. Её спокойствие настораживало. Заметно, что сдерживается, прячет слёзы, и всё же не такой реакции он ожидал. Истерика, крики, угрозы — да пожалуйста, только не это каменное лицо с пустым взглядом. Как бы не натворила чего.
— О чём ты думаешь, Ровена?
— Как дальше жить с этим, — глухо отозвалась она.
— У тебя нет выбора. Ты должна смириться. Помнишь, что обещала? — Максиан склонился над ней, сжал её плечи. — Ты меня слышишь? Ты должна!
— Отец погиб из-за меня. Не родись я такой, он был бы жив. И мама, наверное, тоже.
— Выбрось эти глупости из головы! Нам не дано выбирать, где и кем родиться. Прими его жертву как шанс прожить спокойную и счастливую жизнь. Не попирай его память своей слабостью!
Максиан злился — не на неё, на себя. Он искренне хотел бы пообещать, что всё будет хорошо, что всё забудется, как кошмарный сон, но лгать не хотелось: хорошо уже не будет. Ни завтра, ни через десять лет, никогда.
Утешения здесь не к месту. Пройдёт ещё много времени, прежде чем её рана зарубцуется, всё равно оставаясь на душе уродливым шрамом, время от времени тревожащим бессонными ночами. С этим грузом ей придётся жить до конца дней, и он бы многое отдал, чтобы вернуть эти несколько часов, найти и сжечь тот чёртов листок, что должен был сгореть с остальными ещё двенадцать лет назад.
— Ты прав, — она поднялась из кресла. — Прости. За меня можешь не волноваться, я постараюсь вести себя так, будто ничего не знаю.
Максиан растроганно улыбнулся и крепко обнял хрупкую, но такую сильную и смелую девочку.
— Ты дочь своего отца, Ровена, — с нежностью сказал он. — Урсус бы гордился тобой, можешь не сомневаться.
Она натянуто улыбнулась и скрылась за дверью.
Не стоило бы сейчас оставлять её одну, но привлекать лишнее внимание, разгуливая по коридорам с юной принцессой — не слишком мудрое решение. Однако есть кое-кто, кому можно доверить такое дело.