Предтеча (СИ)

Дверь скрипнула. На пороге появился заспанный Керс. Из-под полуопущенных век на неё смотрели два янтарно-жёлтых глаза. На переносице ещё не до конца зажившая после спарринга рана. Дерзко очерченная верхняя губа, ямочка на подбородке — всё это придавало ему некую притягательность, несмотря на шрам от ожога почти на всю правую сторону лица: детская шалость, за которую он заплатил слишком высокую цену. Над бровью, прямо поверх шрама, набит номер: «136».

Она глянула на его отросшую щетину и улыбнулась:

— Решил отпустить бороду?

— Угу, как у Седого, — буркнул он, стягивая с себя штаны.

— Гляжу, опять не выспался.

— Не заморачивайся.

Она ненадолго задержала на нём взгляд и толкнула дверь. От безмятежного спокойствия загона не осталось и следа. Одни спешили в душевые, другие о чём-то галдели, третьи подшучивали над четвёртыми. Некоторые ещё и вовсе не слезли с коек: к чему спешка, всё равно толкаться в очереди.

Твин огляделась по сторонам в поисках Слая. «Ах вот ты где!»

Слай о чём-то спорил со здоровяком Триста Шестым на другом конце казармы. Озорной прищур серых глаз, приподнятые уголки губ, придающие лицу ироничности, ямочки на щеках при улыбке — в этом весь её Семидесятый.

Слай провёл рукой по слегка отросшему ёжику светлых волос и насмешливо вскинул бровь. Видимо, с Триста Шестым он был явно не согласен. На фоне своего друга Семидесятый выглядел щуплым желторотиком, впрочем, как и любой другой: мало кто в терсентуме мог похвастаться двухметровым ростом и весом в пару центнеров.

Слай изобразил жестом какой-то боевой приём, Триста Шестой покачал головой и принялся доказывать что-то своё.

Окликать Семидесятого Твин не стала и, лавируя среди младших, шутливо борющихся друг с другом, наконец выбралась во двор. Вдохнув полной грудью утреннюю свежесть, огляделась.

Терсентум просыпался, готовясь к очередному долгому дню. Двор наполнялся гамом и суетой: опоздаешь на завтрак — придётся тренироваться на пустой желудок, а на такое мало кто решался. Ещё бы, уже к обеду даже самый выносливый валился с ног, мечтая о мясной похлёбке и хотя бы короткой передышке.

Её внимание привлекла потасовка. Кучка молодняка, что-то выкрикивая и подначивая, окружила двоих, катающихся в пыли. Один из дерущихся в этот момент оседлал противника и ритмично замолотил кулаками по его голове. Второй прикрывался, всё пытаясь безрезультатно сбросить нападавшего. Твин шагнула в их сторону, намереваясь разогнать желторотиков, но знакомая рука легла на плечо.

— Не лезь, так они ничего не поймут, — Харо один из немногих в терсентуме, кто уступает в росте разве что Триста Шестому. Ей то и дело приходится задирать голову, разговаривая с ним. Кожа бледная, волосы отсутствуют напрочь, даже бровей нет. Нос заканчивается чуть ниже переносицы: там, где должен быть хрящ, зияют две узкие прорези. На всё лицо — татуировка, подражающая оскаленному черепу. Её лучшая работа, между прочим. Сколько времени потратила, особенно на глазницы! Правда, теперь глаз вообще не разглядеть: чёрные, без белка, только поблёскивают на солнце.

Седой как-то пошутил, что теперь в терсентуме служит сам Харон, прислужник Тейлура. Шутка многим показалась забавной, и прозвище быстро прилипло к Сорок Восьмому. Теперь иначе как Харо среди своих его уже никто не называл.

— А сам-то хоть раз что-нибудь понял? — она хмыкнула. И это говорит тот, кто неделю назад чуть не устроил потасовку с Девятнадцатым прямо под носом у мастера. — Стена Раздумий явно не про тебя.

Харо равнодушно пожал плечами.

Из дома напротив выскочил взъерошенный Седой, на бегу натягивая потёртый жилет. Спутанная борода старика неряшливо топорщилась в стороны, густые брови сердито хмурились. Он прикрикнул на толпу, но желторотики и ухом не повели.

Тогда помощник мастера пригладил бороду, набрал в лёгкие побольше воздуха и дунул со всей мочи в свисток. Мальки тут же бросились врассыпную, оставив дерущихся валяться в пыли. И вовремя: в конце двора как раз показались стражники с мечами наперевес.

— Валим-ка отсюда, — Твин потянула друга за рукав, — а то и нам влетит за компанию.

Столовая располагалась в соседнем дворе, куда больше казарменного. Длинное здание с тщательно выбеленными стенами, у крыльца которого, сбившись в стайки, кучковались собратья в ожидании кормёжки.

Из-за запертых дверей просачивался запах до тошноты надоевшей протеиновой каши. Стоило только представить серое варево, размазанное по тарелке, и аппетит мгновенно испарялся. Впрочем, есть эту мерзость никто не заставлял. Не хочешь — не жри, но тогда до полудня не дотянешь. Приходилось давиться тем, что давали.

Да и давилась бы и дальше, и вечно недовольную рожу мастера терпела бы, да и кнут тоже — только ради семьи, которой у неё скоро уже не станет.

Слай, Керс, Харо… Свидятся ли они хоть раз после торгов? Осталось-то всего пара месяцев, а потом… Твин содрогнулась, представив, что единственной встречей с кем-либо из братьев может стать Арена. И хорошо, если будут сражаться на одной стороне.

— Скажи, Харо, как ты поступишь, если кто-то из нас окажется на Арене среди твоих противников?