Предтеча (СИ)

— Чёрт, Максиан, да ты будто сегодня на свет появился, — Севир закатил глаза. — Легион проверяет всех желающих прикупить скорпиона. Контролирует каждую проданную душу, поставки антидота, рождаемость, смертность… Будь уверен, какому-нибудь Биллу с Гнилого Проулка никогда не продадут и самого вшивого из них. Где мы, по-твоему, откопаем это твоё «подставное лицо»? А может, у тебя в кармане припрятан запасной магнат или чиновник на худой случай?

— Ну, допустим, — сдался принцепс. Видимо, никаких магнатов в его кармане не нашлось. — Какие тогда гарантии, что Пятьдесят Девятую не уведут у меня из-под носа?

— Золото — вот твоя гарантия, — отозвался Седой. — Припасись им, да побольше, а я уж постараюсь, чтоб на неё не позарились. Будь покоен, вернёшь себе дочь, и проживёте вы недолго и, скорее всего, не очень счастливо. Как раз до первого появления Альтеры.

— Оставь свой сарказм при себе, старик, — процедил Максиан. — Говори прямо, если есть что сказать!

— Хорошо, объясню, коли сам не допёр, — Седой подался вперёд и принялся загибать пальцы. — Во-первых, ты хоть раз подумал о ней самой? Чего она хочет? Что ей вообще нужно от этой жизни? Во-вторых, даже если она не перережет тебе глотку, когда узнает, что ты натворил, за неё это сделает Альтера. И всё, отправят её на плаху, как пить дать. В-третьих, у неё уже есть семья, а ты чужой, чужим и останешься.

— Семья? — Максиан хмыкнул. — Это ты о тех трёх недоумках? Не их ли ты называешь семьёй?

— Ты не прав, друг, — Севир опустил руку ему на плечо, стараясь сгладить ситуацию. Долго злиться он никогда не умел. — Кто знает, что бы с ней было, не будь рядом этих «недоумков».

— Всё бы с ней было нормально, — проворчал принцепс, убирая его руку. — Меньше бы вляпывалась во всякое.

Седой разочарованно вздохнул. Похоже, Максиан и впрямь не понимает, на что идёт. Это ему не сиротку удочерить. Девчонке психику годами ломали, а он вдруг вообразил, что та сразу бросится ему в объятия, заливаясь слезами счастья от встречи с папочкой. Наивный припудренный идиот.

— Мой тебе совет: хорошенько обдумай всё, взвесь. Не котёнка с улицы подбираешь. Её прощение всё равно тебе не поможет. Как не спал ночами, так и не будешь.

— Не нужно меня поучать, старик, — гнев Максиана поутих, но в глазах ещё угадывалась досада. — Считаешь, за пятнадцать лет я не успел ничего обдумать? Да я давно готов ко всему, даже умереть от её руки, если на то пошло.

— Будь по-твоему, — Седой вышел из-за стола. — Надеюсь, ты понимаешь, на что идёшь.

Надеяться то ещё пустое занятие. Девчонка не простит. Да и кто бы смог!

Но имеет ли он право осуждать его? Он, старый надзиратель, чья совесть запятнана не меньше принцепса. Или забыл, как почти полвека назад добровольно пошёл на службу Легиону, будучи уверенным в святости своих убеждений?

Как же, осквернённые — нелюди, месть природы за нарушенный баланс, генетическая отрыжка цивилизации. Разве подобным тварям есть место среди людей?! Не дураки же Заветы писали! Предки-то лучше знали, какой дрянью были напичканы бомбы или чем там они друг друга забрасывали.

Сколько же уродов он успел насмотреться за все эти годы! По сравнению с ними шестипалые и даже трёхрукие казались каноном эстетики. Чаще, конечно, попадались совсем обыкновенные, от людей и не отличишь, пока скверна наружу не полезет. Случалось, и ошибались: «чистых» детей забирали. А может, и не ошибались вовсе… Неплохой способ от неугодного избавиться, конкурента там какого устранить. А дальше уже никто разбираться не станет. Обычно таких распределяли к ординариям или в сервусы, если здоровьем совсем слабые.

Со временем Легион перестал казаться ему святой добродетелью и скорее напоминал гигантскую мясорубку, прокручивающую через себя чужие жизни. А потом он стал замечать не различие, а сходство. И каково же было его удивление, когда он осознал: осквернённые — такие же люди, как он сам. Не монстры, о чём внушали с детства каждому свободному гражданину, а просто немного отличающиеся от «нормальных». И чем дольше он находился с ними, тем больше разрасталось в душе разочарование. Разочарование в себе, в мудрости предков, в самой системе, в конце концов.

Гаденькое чувство чудовищной неправильности глодало его из года в год, пока в конце концов не появился Сто Первый — светловолосый мальчонка с озорным взглядом, уже тогда умудрившийся собрать вокруг себя целую стайку таких же одиноких, никому не нужных зверёнышей. И лёд тронулся.

Ох, и хлопот же с ним было! С ним и всей его шайкой. Чего только стоила их выходка с разломом у порога казармы…

Седой видел в Сто Первом себя — бритоголового салабона в рядах королевской армии. Такого же замученного, вечно голодного, но гордого собой. Оказалось, осквернённым также есть чем гордиться. Разве что повод на первый взгляд пустяковый: избежал кнута, принёс с охоты добычу пожирней и получил добавку на ужин. Чем не заслуги?