Харо презрительно фыркнул, и Твин его прекрасно понимала. Девятнадцатому легко говорить — со смазливой рожей жить среди свободных куда проще. В гладиаторах у Сорок Восьмого будет хоть какой-то шанс показать себя. Всё лучше, чем всю жизнь терпеть брезгливые взгляды господ. Но в его неуёмном стремлении к саморазрушению было что-то ещё. Что? Она могла только смутно догадываться. Быть может, причина в одиночестве или в желании быть кому-то нужным… Кто ж его разберёт! Из него и слова лишнего не вытянешь, а стоит только затронуть эту тему, так вовсе послать может. Всё твердит, что ему и так нормально. Совсем замкнулся после Дис…
— Не спишь? — спрыгнув с верхнего яруса, Слай примостился рядом.
«Вот тебя тут только и не хватало!»
— Тебе своего места мало? — Твин неохотно подвинулась.
— А может, я соскучился, — он придвинулся ещё ближе и потянулся к её губам, как бы проверяя, не пошлёт ли.
Соскучился он! И часа спокойно отдохнуть не даст…
— Ну и наглый же ты, Семидесятый! — нарочито проворчала она, но отталкивать его не стала.
Довольно улыбнувшись, Слай запустил руку ей под рубаху, другой притянул к себе. Твин рывком перехватила его запястья и прижала руки к стене, потом забралась сверху:
— Проверим, кто кого? Победителю приз.
— Гляди, Триста Шестой, — хохотнул Шустрый, — тут без тебя спарринг устроили.
— От такого спарринга и я бы не отказался, — ехидно встрял Девятнадцатый.
Недобро сощурившись, Слай пристально посмотрел на шутника. Знакомый взгляд, не суливший тому ничего хорошего.
— Даже не думай! — Твин склонилась над ним и, дразня, легонько коснулась его губ, но тут же отстранилась.
— Победителю приз, говоришь? — он ловко высвободил руки, нежно сдавил её шею и прильнул к губам, приоткрывая их кончиком языка.
Твин чертовски заводило, когда его дыхание делалось тяжёлым, прерывистым. Внизу живота сразу приятно заныло. Она упёрлась ладонями ему в грудь и задвигала бёдрами, наслаждаясь его твёрдой готовностью.
— Да вы издеваетесь, мать вашу! — завозмущался Девятнадцатый. — Я кроме смотра вообще ни о чём думать не могу, а вам лишь бы потрахаться.
— Тихо вы все! Идёт кто-то, — резко подскочив, Шустрый напряжённо уставился на дверь.
Твин замерла, прислушиваясь к уже различимым шагам.
— Чёрт, как всегда вовремя! — Слай прижал её к себе, и она только и успела заметить, как воздух вокруг заколебался, будто в жару над раскалённым песком.
— Перестань! — упрекнула Твин. — Может, это за нами.
В дверях показалась знакомая фигура. Восемьдесят Третья молча окинула всех внимательным взглядом:
— Где ещё двое?
— Здесь, куда ж им деться, — Триста Шестой ткнул пальцем в сторону их койки.
— Все ко мне, сейчас же! — рявкнула старшая.
От волнения в животе образовалась пустота — вот и пришло время. Неважно, выберут её в гладиаторы или нет, лишь бы с Семидесятым не разлучали.
Поколебавшись, Твин мягко оттолкнула Слая, и тот с недовольным ворчанием рассеял маскировку.
— Ловко! — подметила Восемьдесят Третья. — Пошевеливайтесь уже.
Расправив рубаху, Твин направилась к старшей. Слай, продолжая что-то бурчать под нос, двинулся за ней следом. И вот как у него это получается — злиться, что их так грубо прервали, когда вот-вот решится их судьба?
— Слушай сюда, кузнечики! Раздевайтесь до штанов и повяжите это на пояс, — она небрежно бросила на ближайшую лежанку пучок красных лент.
— Мне это тоже снимать? — Твин стянула мешковатую рубаху, оставшись в нагрудной повязке, схваченной на плечах крест-накрест тонкими ремешками.
— Не, это можешь оставить, чтоб господ не смущать.
— И на том спасибо! — язвительно скривилась она. Сам факт, что на неё в таком виде будут пялиться свободные, мало воодушевлял. Ещё б донага приказали раздеться.
— А это что? — Триста Шестой брезгливо приподнял ленту двумя пальцами.
— Отличительный знак. Ну что, желторотики, готовы?
— Отличительный? — затянув узел на ленте, Слай подозрительно выгнул бровь. — Что-то не понял, там другие будут?
— Сами всё увидите, — раздражённо отмахнулась Восемьдесят Третья. — И давайте веселее, вас уже ждут.
***
Дождь прекратил моросить только к обеду, но небо всё ещё оставалось затянутым серыми тучами. Манеж, служивший сегодня ареной, пока пустовал, лишь в дальнем углу кучковались шестеро с обнажёнными торсами и синими лентами на поясах. Гладиаторы. Ждут своего часа.
Максиан украдкой взглянул на Ровену. С каменным лицом, принцесса не сводила глаз с полупустого манежа, задумчиво перебирая тонкими пальчиками жемчужные бусы. Знакомая безделушка. Кажется, они принадлежали Лисс.
Чуть левее оживлённо шептались дочери Юстиниана. Королева устроилась на мягкой софе рядом с мужем. По обе стороны монаршей четы расселись приглашённые: такие же заядлые игроки, как и сам король. Это они привели своих рабов, и теперь обсуждали между собой размеры ставок.
— Как насчёт по восемьсот на каждую голову? — предложил Далмаций, сморчок сморчком, однако потомственный владелец крупнейшего оружейного цеха в Прибрежье.