Предыстория

— Так ты мститель, да? Но почему ты вдруг бросил работу в поле?

— Тяжело, брат, — уклончиво ответил Ян. — Мы далеко от столицы, но теперь и в наши леса они уже запустили лапы. Эти скоты сушат болота, кладут гати, вырубают леса, напугали все зверье. Нам нужны, конечно, и дороги, и гати, и лучше бы у нас совсем не было болот, но если по дорогам увозят наше добро, а взамен везут целые возы с плетками, то — слуга покорный. Сухая земля нам тоже нужна, но нас оттесняют все глубже в болота. Весь Жинский край теперь у них в лапах, а мы любим свободу и уходим в Боровинские пущи от еще худших бед. Сколько они пролили крови, сколько разлучили семей, сколько народу продали в рабство. Мы — смирный, тихий народ, нас можно гнуть, как проволоку, но если эту проволоку сгибать постоянно, то она сломается, а может и ударить обидчика в глаз. Словом, к чертовой матери, извините. Ничего, когда-нибудь они получат. Оставим только добрых, вроде вас. А остальным выпустим кишки. Грабят песьеголовцы — все эти Нервы, Рингенау, Штайницы, Лёве, грабят денежные мешки, вроде Зверыяды, Гартмана, Мануса, Джонса. Мало того, грабят и наши продажные шкуры, наши богачи — всех на одну осину — наши Милковичи, Бущеки, Поповы. А наш Замойский, этот выскочка-граф. Вы сегодня целый день ехали по его поместьям. Дома у дороги богатые, но там живут его гайдуки. Кто посмеет сказать после этого, что у ясновельможного графа люди живут хуже скотины? А крестьяне живут в халупах в стороне от дороги. Говорят, у этого графа богатый, как сказка дворец, но он не показывает и носа в лачуги этих несчастных.

Ян не мог признаться, что он был в этом дворце, что дочь Замойского его невеста, и он неопределенно промычал что-то. А Ян Коса продолжал:

— Я даже не спросил, как звать хорошего человека.

— Ян Вар. А тебя как?

— Ян Коса. Значит, два Яна… А кто вы такой?

— Я ученый.

— Ага, пишете книжки. Понятное дело. У нас их не читает никто — все безграмотные. А я если бы и знал грамоту лучше, чем сейчас, — все равно не смог бы купить эти книги. Пишете для господ, значит?

— Что ж, — сказал Ян грустно, — когда-нибудь и наши смогут читать. Плохо, что в загоне наш язык.

— Ого, значит, вы за него болеете.

— А как же. Но пока пишу на чужом.

— Что ж вам еще делать. А я резал этих врагов, этих чужаков. Нам с вами не по пути, хоть вы и добрый. На вас богатая одежда. Благодарю всем сердцем за помощь, в случае чего помогу с хлопцами, если жизнь повернется против вас. У нас в крае только наденьте три кувшина рядом на плетень, чтобы средний был разбитый, и вскоре увидите человека, который спросит, зачем понадобилась защита. Обещаю помощь и в Свайнвессене. Для этого нужно воткнуть у ворот палку или наклеить на окно треугольник из красной бумаги. За спасение смогу вас отблагодарить. Но я не хочу, чтобы вас за знакомство со мной посадили в равелин. Вот что. Вы уж меня за грубость простите. И еще раз спасибо… Вот.

Яну было ясно одно: его отвергали за белые руки, отвергал труженик, которого могли двадцать раз поймать, пока он доберется до своих болот.

Положим, это не большая беда, но Ян Коса ему нравился неистребимой стойкостью. Он бежал из Золана, он провел «пакканов» и был хорошим парнем, хотя и смешным в своей ненависти к феодалам. Это неправильно, пусть среди них и немало сволочей. Коса нравился ему, но стыд за себя и Нису подмывал его ответить что-нибудь этому грабителю. Поэтому он сказал холодно:

— Вы не туда попали со своим воплем, приятель. Вы думаете, что я их прихвостень, а я — такая же загнанная крыса, как вы, хотя приказ о том, чтобы меня взяли, не дошел сюда. Я тоже бегу, меня могут схватить, как и вас, и участь моя в таком случае будет тоже весьма плачевна. Дело в том, что я заколол аристократа.

— Кого? — встрепенулся Коса.

— Гая фон Рингенау.

— Этого магната, что повесил в Андреевщине семерых лет десять назад?

— Нет, вряд ли. Скорее всего, его сына. Вот такие-то дела. Он сейчас, наверное, при смерти. Неужели вы думаете, что я выйду сухим из этой переделки? Я был тоже тихим человеком, но они задрали меня. Я был с девушкой, очень хорошей девушкой, и теперь рухнула и моя жизнь, и моя карьера. Я тоже заяц, по следам которого идут гончие.

Коса чувствовал себя подавленно оттого, что не разгадал этого красивого парня, и произнес сквозь зубы: «Прости, браток». И желая добавить что-нибудь приятное, сказал:

— Эта девушка поедет за тобой и в глушь, если она хорошая и любит тебя.