Предыстория

— Д-да, поедет, — растерянно сказал Ян и потом решительно добавил: — А скоро меня будут ловить еще настойчивее. Я ввязался в скверную историю: выпорол плеткой управляющего у Замойских, отнял у него ружье (вольно ему бить батраков) и едва не застрелил гайдука. Здорово, правда? Если бы я этого не сделал… тогда другое дело. Я всегда ненавидел драки и кровь, а против воли стал убийцей, и меня приняли за бандита. Так вот, вы никуда не поедете: это единственная награда, которую я у вас требую за спасение. Вы будете последним человеком, если пренебрежете ею. Сейчас мы переоденемся, благо у меня три верхних платья, потом купим коня и доберемся до границы Боровины, где и расстанемся на повороте: вы по Жинской дороге, а я направо в Быкову Елину. Не смейте возражать. Только сперва вымойтесь в ручье, а то это подозрительно: корка грязи под белым воротником. Вот вам мыло.

— А что это такое? — удивился Коса.

— С ним надо мыться, оно лучше отмывает грязь.

— Я видел такие брусочки, когда жгли усадьбу, но не знал, что это за штука. У нас нигде так не моются, вместо этих брусочков у нас щёлок. Ну, ну… — Удивленный Коса ушел мыться к ручью, а Ян тем временем вытряхнул из мешка костюм, состоящий из охотничьего кафтана, кожаных штанов и шляпы с перышком. Коса, вернувшись, сразу поставил два условия, на которых он соглашался принять «это все».

— Только до распутья. Там я надену свои лохмотья, чтобы не было подозрений, и буду пробираться ночами, а лошадь продадим, и деньги возьмете вы. Иначе я этого не возьму.

Ян протестовал, но видя, что Коса не склонен слушать увещевания, вынужден был согласиться.

Пока Коса умывался, Ян вытряхнул из сумки какой-то мешочек и нашел в нем флакон с какой-то жидкостью апельсинового цвета.

— Это мы сейчас употребим.

— Что, пить? — удивился Коса.

— Нет, это положила Анжелика. Выкрасим наши рожи в смуглый цвет. А вы, кстати, сбрейте бороду и усы, чтобы больше походить на пана. У меня, к сожалению, нет лишних сапог. Когда будем покупать лошадь, я скажу, что вас ограбили.

Через полчаса они не могли узнать самих себя. Ян тоже переоделся, и теперь на траве сидели два человека в почти одинаковых костюмах, оба смуглолицые, оба бритые (Коса стал совсем неузнаваем). Оба довольно красивые, только Ян более женственной красотой.

Они смотрели друг на друга и заливались хохотом. Им было весело, оба успели позабыть треволнения этого дня.

Ян рассматривал Косу с повышенным любопытством. Гибкий красивый хлопец с каштановыми волосами, брови черные, а без бороды он выглядел совсем молодым. Глаза задорные, лишь где-то в глубине то и дело мелькает недобрый огонек. Сумрачные темные брови, лоб в ранних складках, морщинка с одной стороны рта. И рядом с горечью странно уживаются веселые глаза и ироническое выражение лица, которое придавала ему тонкая запятая кожи справа у рта.

Коса вдруг замолчал и потом сказал проникновенно:

— Брат, если уж ты решил рисковать до конца, то можешь надеяться на Косу тоже до конца. Я тебя тоже не выдам, что бы ни было, дай вот только разыскать своих хлопцев, и Коса еще пошумит. Коса любит храбрых парней. А ты заколол аристократа, чуть не убил гайдука, высек управляющего — на первый раз этого довольно.

— Да брось ты, — смущенно сказал Ян.

— Нет, нет. Ты что — Косе не веришь? Коса никогда не продал слова, Коса знает, что делать, Коса всегда поможет своему парню, если он попадет в беду. А теперь едем, а то они поднимут в Свайнвессене стражу и откроют погоню по всем правилам.

Они сели вдвоем на отдохнувшую Струнку и выбрались из леса уже затемно. Остановились они в корчме «Три ослиных головы». С двух сторон от двери действительно красовались две головы, а если бы доверчивый путник задумал спросить, где же третий осел, то на это красноречиво указало бы зеркало на наружной двери. Грубая шутка пользовалась неизменным почетом у посетителей, разражавшихся хохотом всякий раз, когда кому-то приходилось разглядывать в зеркале собственную персону.

Оба путника успели поужинать, договориться с хозяином о покупке лошади и сапог, успели посидеть у камина (корчма была в лощине, и холодный туман, выступавший из пор распарившейся за день земли, делал огонь нелишней вещью), успели лечь спать на сене в холодной задней горнице, когда в дверь кто-то резко постучал. Испуганный хозяин выскочил с верзилой работником во двор и увидел там конный разъезд, на кивера которого ложились отсветы факелов. Начальник этих троих спросил:

— Кто проезжал за день по дороге и кто ночует в корчме?

— Никто, ваша милость, — ответил испуганный толстяк. — Только в задней комнате спят двое каких-то не то испанцев, не то евреев. Смуглые такие курчавые люди.

— А ну показывай их. Это, кажется, они и есть, — сообразил стражник. — Где они?

— Сейчас проведу вашу милость, — услужливо сказал трактирщик, но тут его перебил угрюмый и тяжелый, как корч, батрак: