Преисподняя

Пока была жива, женщина родила ему ребенка, приняла свое положение и свой долг, приручилась. Пленение сломило ее дух и разум. Оно создало чистый лист, чтобы начертать на нем Путь. Как и он когда-то, женщина оправилась от увечий и перенесла обряд посвящения. Благодаря своим способностям она смогла подняться выше положения, занимаемого пленниками, положения скота. Он помог ей создать себя заново и, как это случается, полюбил свое творение. А теперь Кора мертва.

Любимая женщина мертва, он лишен своих родных, лишен корней — а мир так огромен. В нем так много новых земель и созданий, и столь многое его зовет…

Он мог бы бросить племена хейдлов и уйти в глубь планеты или даже вернуться на поверхность. Но он выбрал свой путь давным-давно.

За много часов пути аскет утомился. Пришло время отдыха.

Воин перестал бежать по следу. Прикоснулся рукой к стене. Пальцы сами знали, что нужно делать, и нашли, что хотели. Какая-то часть мозга приказала руке подтянуться; ноги последовали за ней. Он мог бы бежать вперед, но вот уже несется скачками вверх. Пробежав по диагонали до темной ниши между рекой и сводом, он остановился. Понюхал — и узнал, что здесь обитало и когда. Удовлетворенный, втиснулся в каменный мешок. Согнул спину, подтянул руки и ноги и полностью произнес свою молитву на ночь — отчасти то была вера, отчасти суеверие. Некоторые слова были из языка, на котором говорили его родители, и родители родителей, и родители родителей родителей. Слова, которым Кора научила их дочь. «Да святится имя Твое».

Воин не закрыл глаза. Но биение сердца замедлилось. Дыхание почти прекратилось. Он замер. «Мою душу сохрани…»[21] Внизу текла река. И он уснул.

Его разбудили отражаемые водой голоса. Человеческие.

Узнал он их не сразу. В последние годы Воин старался забыть этот звук. Даже в устах самых спокойных он звучал раздражающим диссонансом. Злобный, душераздирающий. Назойливый, словно сам солнечный свет. Неудивительно, что от людей бегут даже более сильные звери. Ему было стыдно, что когда-то и он принадлежал к их расе, хотя с тех пор и прошло больше половины века.

Здесь, внизу, речь совсем другая. Отчетливо произносить звуки — значит соединять вместе вещи, о которых говоришь. Каждый бесценный клочок пространства, каждый коридор, каждая нора, лаз или щель неразрывно связан с другим. Жизнь в лабиринте зависит от умения соединять.

Послушать этих — сама их речь оскорбляет образ существа. Их испортило пространство. У них ничего нет над головой, никакого камня, чтобы прикрыть мир, их мысли улетучиваются в пустоту, более страшную, чем любая бездна. Им волей-неволей приходится куда-то вторгаться. Человек отдал свою душу небу.

Постепенно его легкие наполнились, но вода пахла слишком сильно. Заглушала все прочие запахи. Можно полагаться только на эхо. Он мог бы уйти раньше. Теперь стал ждать.

Люди приплыли на плотах. Ни часовых, ни дисциплины, никакой охраны для женщин. А света — целое море, там, где хватило бы ручейка.

Он, прищурившись, смотрел сквозь щелку между пальцев, возмущенный таким расточительством.

Люди прошли мимо ниши, не взглянув. Ни один не посмотрел! Так уверены в себе. Он лежал почти под потолком, на самом виду, обхватив себя руками и ногами, презирая врагов за самоуверенность.

Плоты вытянулись по реке длинным неправильным пятном. Воин перестал считать головы и стал высматривать, кто послабее.

Хвастаться им нечем. Они медлительны, чувства у них ослаблены, никакой слаженности действий. Каждый поступает, не принимая в расчет остальных. Целый час он смотрел, как отдельные особи подвергали опасности всю группу — прислонялись к стенам, разбрасывали остатки недоеденной пищи. Люди буквально преподносят себя хищникам и врагу. Дарят им свой вкус. Каждый раз, когда кто-то проводит по камням рукой, он наносит на поверхность свой жир. Их моча оставляет пронзительный запах. Ничего лучше для самоубийства не придумать, разве что лечь и вскрыть вены.

Те, у кого были хоть небольшие недомогания, даже не пытались скрыть боль. Они демонстрировали свою слабость, делали из себя самую легкую добычу. Головы у них слишком большие, суставы в бедрах и коленях неровные. Он не мог поверить, что тоже родился таким. Одна женщина сменила на ноге повязку и бросила старый бинт в воду — его прибило к берегу. Теперь он слышал даже легчайшие запахи.

Женщин было много. Невероятные создания. Болтливые, рассеянные. Беспечные. Взрослые, зрелые женщины. Когда-то Кора пришла к нему во тьму такой же.

Когда они ушли вниз по течению, ему пришлось прождать час, чтобы зрение восстановилось. Осторожно — мышца за мышцей — он высвободился из ниши. Повис, держась одной рукой за небольшой выступ, и прислушивался, выискивая не столько отставших, сколько других возможных преследователей. Потому что они обязательно будут. Удовлетворенный, отцепился и оказался на земле. В темноте прошелся по их следам, изучая мусор. Лизнул фольгу от конфеты, понюхал скалу, к которой прислонялись люди. Ткнулся носом в бинты, взял их в рот. Вкус человека. Пожевал.