Прекрасное искупление

— Потому что он не может найти кого — либо лучше.

— О, я ненавижу его, — прорычала я.

Томас нажал на кнопку и его сиденье начало откидываться. Удовлетворенная улыбка растянулась по его лицу.

— Не удивительно, что она никогда не позволяла мне пройти в гости, — поразмышляла я.

Его усмешка стала шире, и он втиснул подушку под голову.

— Ты когда — нибудь…

— Нет. Никаких больше вопросов обо мне.

— Почему нет?

— Буквально нечего сказать.

— Расскажи мне, что случилось у вас с Джексоном. Почему не получилось?

— Потому что наши отношения были такими, что даже нечего сказать, — сказала я, формируя мои губы под слова так, будто он читал по губам, чтобы понять.

— Ты говоришь мне, что вся твоя жизнь была скучной, пока ты не приехала в Сан — Диего? — спросил он, с недоверием.

Я не ответила.

— Ну, что? — сказал он, ерзая пока ему не стало удобно.

— Что?

— Зная тебя сейчас, я почти верю, что это было не спонтанно. Это имеет смысл. Ты вернулась в бор со мной той ночью, чтобы поговорить о чем — то.

Высокомерность померкла в его глазах.

— Не забывай, Томас. Ты не знаешь меня настолько хорошо.

— Я знаю, что ты кусаешь свой ноготь на большом пальце, когда нервничаешь. Я знаю, что ты крутишь волосы вокруг пальца, когда находишься в глубоких раздумьях. Ты пьешь Манхэттен. Тебе нравятся Фаззи — бургеры. Ты ненавидишь молоко. Ты не особо суетишься по поводу чистоты у себя дома. Ты можешь пробежать дальше, чем я во время обеденного перерыва. И тебе нравится странное японское творчество. Ты — терпеливая, даешь второй шанс и ты не делаешь поспешных суждений о незнакомцах. Ты — профессиональна и очень умна, а еще ты храпишь.

— Нет!

Я села прямо.

Томас засмеялся.

— Хорошо, это не храп. Ты просто… дышишь.

— Все дышат, — сказала я, защищаясь.

— Мои извинения. Я думаю, это мило.

Я пыталась не улыбнуться, но провалилась.

— Я жила с Джексоном несколько лет, и он никогда ничего не говорил.

— Это крошечный храп, едва заметный.

Я бросила на него неодобрительный взгляд.

— Честно говоря, Джексон любил тебя. Вероятно, он не говорил тебе многих вещей.

— Хорошо, что ты не такой. Поэтому я могу слышать все оскорбительные вещи о себе.

— Насколько все заинтересованы, я люблю тебя сегодня и завтра.

Его слова остановили меня.

— А еще, играть и притворяться, будто ты думаешь, что я — совершенная.

— Я не могу думать иначе, — сказал Томас, не улыбаясь.

— Ой, пожалуйста, — сказала я, закатывая глаза.

— А не мое ли секретное дело "позвонило в звонок"?

— Ты знаешь, почему я сделал это.

— Я не совершенная, — пробурчала я, кусая уголок ногтя на большом пальце.

— Я и не хочу, чтоб ты была такой.

Он просмотрел мое лицо с такой любовью, что я чувствовала, будто только он один находится в фюзеляже. Он приблизился ко мне, его глаза зациклились на моих губах. Я только начала приближаться, когда бортпроводница подошла.

— Вы откроете столики? — спросила она.

Томас и я переглянулись, а потом начали возиться с механизмом вытаскивания столика из ручки сиденья. Его вытащился вперед и он помог мне с моим. Бортпроводница посмотрела на нас «какая — милая — парочка» взглядом, а потом постелила салфетки на оба столика перед тем, как установить наши блюда перед нами.

— Еще вина? — спросила она.

Я посмотрела на мой наполовину пустой стакан. Я даже не осознавала, когда пила.

— Да, пожалуйста.

Она наполнила мой стакан, а потом вернулась к другим пассажирам.

Томас и я ели в тишине, но было понятно, что мы думали о нашей жареной курочке с чайной ложкой сладкого чили соуса и о мягких перемешанных овощах.

Мужчина, сидящий впереди нас, сложил свои ноги на стену перед ним и разговаривал со своим соседом о его растущей евангельской карьере. Седой мужчина позади нас разговаривал с рядом сидящей женщиной о его первом романе и после того, как она задала несколько основных вопросов, она сказала, что хотела бы написать один тоже.

Перед тем, как я закончила с шоколадным печеньем, пилот вышел на систему громкой связи, чтобы объявить, что скоро он начнет спускаться, и мы приземлимся в Чикаго на 10 минут раньше, чем ожидалось. После того, как он закончил свое объявление, стало слышно симфонию расстегивающихся ремней, и началось паломничество в туалет.

Томас закрыл глаза снова. Я пыталась не пялиться. С момента, как мы встретились, я не сделала ничего, кроме отрицания моих чувств к нему, пока я жестоко боролась за свою независимость. Но я была свободна, только когда он трогал меня. Вне наших интимных моментов, я была запленена мыслями о его руках.

Даже если это было только для представления, я надеялась, что это притворство удовлетворит мое любопытство. Если, когда Томас увидит Камиль, это что — то изменит, то по — крайней мере воспоминания из этих выходных будут лучшей альтернативой оплакиванию наших фальшивых отношений, когда мы вернемся домой.

— Лиис, — сказал Томас, с все еще закрытыми глазами.

— Да?

— В момент приземления, мы под прикрытием, — он посмотрел на меня. — Это важно, чтобы любые связи с Миком или Бенни не имели улик, что мы федеральные агенты.

— Я понимаю.