Прекрасные тела

Нина думала почти о том же: какое облегчение она ощутила, оказавшись здесь. Она почувствовала, как ужас приближающейся смерти ее матери постепенно отступил, словно бы Нина спряталась в святилище жизни. Теперь драма Нининой жизни могла протекать за пределами этого дома — там, далеко-далеко на севере, в высотном здании, уже окутанном снегом. Болезнь, смерть, старость… призраки, облаченные в развевающиеся снежные одежды, оставались там, сосланные, все равно что в Сибирь, в промерзший Бронкс, пока Нина наслаждалась короткой передышкой в кругу друзей на юге, в Нохо.

Здесь подруги оживят, согреют Нину рассказами о своих любовных приключениях, о победах или пусть даже неудачах в работе… Их ждет прекрасный ужин (хотя Нина может только наблюдать, как едят другие) и вино, которое ей пить позволено. Она предвкушала ощущение эйфории еще до того, как подняла бокал.

— Это всего лишь австралийское красное, но на вкус ничуть не хуже старого французского, — промолвила Джесси, наполняя хрустальный бокал.

Подруги засмеялись: они ведь еще недавно пили совсем дрянное вино. Нередко они покупали бутылку только из-за дешевизны и употребляли вина «по специальной цене пять долларов девяносто пять центов». Увы, подобные напитки поднимают настроение лишь ненадолго… И тогда, пару лет назад, подруги вынесли вердикт: все, что дешевле девяти долларов за бутылку, просится назад, вызывает похмелье, головную боль и далеко не всегда служит источником оптимизма, зато нередко является причиной изжоги.

Все они отказались от белого вина — кроме шампанского, но это совсем особый случай. Они любили шутить, что хорошего белого вина просто не существует в природе, а жидкость, именуемую белым вином, тайно доставляют в особых цистернах (вроде тех, в которых развозят топливо) и по ночам разливают в бутылки с фирменными наклейками, чтобы подавать исключительно на приемах.

«Плохое белое» — напиток, неизменно предлагаемый участникам деловых семинаров, где «винные» мигрени могут быть списаны на счет раздражения и напряжения, вызванных пребыванием в широко разрекламированных, унылых-но-комфортабельных гостиницах, среди людей, с которыми вы и словом не перекинетесь, если вас специально об этом не попросят.

С повышением заработков подруги сразу же перешли на австралийское красное: цена у него была умеренная, а букет такой же богатый, как у хорошего, выдержанного французского каберне. Для сегодняшнего вечера Джесси купила три бутылки своего любимого шираза с виноградника «Поместье „Розмэри“», хорошо известного подругам по этикеткам.

Вкус у напитков из «Поместья „Розмэри“» был насыщенный, но не тяжелый; этот шираз вызывал приятное возбуждение и значительно улучшал настроение. Его густой виноградный аромат хорошо сочетался с пряными блюдами вроде тех, что готовила Джесси. Благодаря ярко-рубиновому оттенку вино отлично смотрелось в бокале. Оно легко усваивалось, и каждая гостья могла спокойно выпить за ужином минимум два бокала, не беспокоясь о последствиях. Не исключая возможности, что они управятся со всеми тремя бутылками, Джесси припасла и свою «фирменную бурду»: громадную бутыль убийственно дешевого напитка под названием «Эль-Конквистадор», являющего собой смесь чилийских и американских вин. Но, опять-таки, это «горючее» понадобилось бы только в том случае, если бы подруги слишком быстро покончили с ширазом.

— Ну и как? — хором спросили друг у друга Нина и Джесси.

— А вот так, — хором же ответили они на этот вопрос.

Обе расхохотались — громко, почти истерически, взбудораженные синхронностью своих реакций.

— Значит, ты тоже? — спросила Джесси.

Между подругами возникала своего рода телепатия, когда дело касалось удовольствий или страданий, испытанных обеими. Вот и сейчас Джесси чувствовала, что Нина тоже пережила сексуальное приключение после долгого перерыва.

— Ты влюбилась, — шутливо-обвинительным тоном сказала Нина.

Джесси снова порозовела. Неудивительно, что в коммерции именно розовый избран «цветом женственности». От колыбели к подростковым шмоткам, от куклы Барби к румянцу тридцатидевятилетней женщины — есть о чем поразмышлять в связи с розовым цветом.

— Нет, ты… — уклонилась от ответа Джесси, подливая себе вина и делая глубокий вдох.

Какой-то инстинкт заставлял ее молчать, хотя признание было готово соскочить у нее с языка. Быть может, пока не стоит об этом распространяться или надо хотя бы подождать восьми часов, когда он должен позвонить. Возможно, существует некая таинственная связь между Джесси и этим далеким, но в то же время таким близким человеком, и эта связь может порваться, если заговорить о ней раньше времени.

«Пусть он сперва позвонит, — решила Джесси, — а уж потом я, может быть, расскажу всем…»

— Нет, ты, — повторила она.

Нина обернулась к ней с ножом в руке (она как раз собиралась разрезать очередной помидор).

— А хочешь, я сделаю гренки? — предложила она, словно бы стараясь сменить тему.

«Интересно, — подумала Джесси, — значит, Нина тоже колеблется?»