— Ну, скажи мне, — прервала размышления Нины Джесси, — что-то случилось? Иди сюда, присядь… Я сама все доделаю.
Нина пребывала в нерешительности.
— Нет-нет, стоя я выгляжу стройнее.
И тут Джесси уже не могла не спросить:
— У тебя все нормально?
— Ты хочешь знать правду или все-таки предпочтешь спокойно уснуть сегодня ночью? — вопросом на вопрос ответила Нина.
Джесси на минуту оставила свое занятие (она раскладывала карточки для Сью Кэрол и Лисбет).
— Ни
Подруга узнала эту интонацию. «Ни
— Ну
Нина сделала глубокий вдох и еще один большой глоток австралийского красного:
— Ладно, — начала она. — Помнишь того мужика, маминого соседа? Ну, того… еврейского дзен-буддиста? В общем, он пригласил меня на… травяной чай.
Джесси кивнула:
— Понятно, один из этих, «любителей травяных чаев».
Выражение «любитель травяных чаев» стало излюбленным ярлыком у подруг: приверженность к чаю характеризовала определенный тип мужчины. Такой кавалер, скорее всего, был очень разборчив в пище и нередко оказывался вегетарианцем; при этом он зачастую употреблял легкие наркотики и практиковал йогу, а также восточную сексуальную технику. Телосложение у него могло быть любое, а вот с ориентацией дело почти всегда обстояло так: «любитель травяных чаев» был бисексуален и даже скорее женственен, чем мужественен. Настоящих мужчин — мачо — следовало искать среди тех, кто предпочитал пиво, вино, крепкие напитки или хотя бы кофе. Тем не менее, «любители травяных чаев», как и сами чаи, порой оказывали полезное влияние на организм: им были присущи особая легкость и естественная сладость. Джесси и сама однажды провела «духоподъемную» ночь с мужчиной из Ист-Вилидж, употреблявшим исключительно «Утренний гром».
— Вот-вот, а мой пьет «Рассвет за бугром», — подхватила Нина.
Она торопливо пояснила, что с дундуком ее свели обстоятельства и что в какой-то момент она надеялась обрести в нем поистине духовного, нежного и сексуального друга.
Вдруг Нина смолкла. Она размышляла, стоит ли рассказывать обо всем, и пыталась прикинуть, сколько времени осталось до прихода остальных: было уже больше половины седьмого, значит, подруги скоро заявятся. Нине хотелось выговориться, но подробностями столь интимного характера она могла поделиться только с Джесси. Джесси ее поймет и сохранит услышанное в тайне. К тому же, судя по ее виду, она и сама только что пережила нечто подобное.
Нина не думала, что Джесси ее осудит. Однако не сочтет ли подруга, что Нина совершила идиотский поступок, посетив квартиру «24 П»? Вдруг у Джесси вызовут отвращение обстоятельства знакомства с Дондоком, откровенность его приглашения, не замаскированного вежливыми формулами? Джесси всегда поражала Нину своей осмотрительностью.
Но Джесси, опять порозовевшая, придвинулась к Нине, и та поняла: подруга не выкажет неодобрения. Тогда Нина рискнула выложить, что перед свиданием ей пришлось поститься, а на свидание идти во всем белом и натуральном (никакой синтетики!). Затем Нина помедлила, раздумывая, как бы описать сам половой контакт с Дондоком Маклисом (такое имя значилось на табличке у входа в квартиру). Нинин взгляд остановился на морковке, которую она как раз собиралась нарезать: морковка была экологически чистая, молодая, слегка изогнутая, с чудесными корешками, курчавившимися на конце ее «туловища», словно волосы… Говорить ли Джесси о его странном органе?
— И что же было дальше? — поинтересовалась Джесси.
Нина стала описывать, как Дондок вышел ее встречать в набедренной повязке, напоминающей огромный белый памперс (Нине, конечно, только этого не хватало). К счастью, это оказался не подгузник, а какая-то деталь индийского национального костюма…
— Значит, вышел он ко мне со своим белым памперсом, и как только закрылась дверь…
На этих словах пронзительно зазвонил домофон.
— Кто там? — крикнула Джесси в металлическое сито барахлящего переговорного устройства. В принципе, она зря беспокоилась: качество звука было таково, что человек, стоящий внизу, мог крикнуть: «Джек Потрошитель», и она все равно бы его впустила.
Ответ, прозвучавший снизу, с Бутан-стрит, был настолько невнятным, что Нина и Джесси не могли разгадать, кто пришел. Тихий, тишайший в мире голос прошелестел:
— Это я.
Глава седьмая
ТРИО