Прекрасные тела

— Марта, по-моему, ты и вправду можешь идти. Я не чувствую приближения Клер… думаю, я бы его обязательно ощутила, — пришла на помощь Лисбет.

— Но это просто нелепо, — огрызнулась Марта.

Джесси попробовала другое средство:

— Вспомни о Дональде. Ему исполняется сорок. Такая дата — со-рок! Ты же не хочешь, чтобы он сидел в «Зеленом омаре» один, ждал тебя, беспокоился…

— Но я поеду к нему после того, как увижу Клер… — настаивала Марта. — Я просто должна с ней встретиться.

«И будь я проклята, — добавила она про себя, — если, угрохав три тысячи dollaros на приданое для ее ребенка, я не увижу ее реакции». Марта весь день ждала благодарности Клер.

Изловчившись, Джесси накинула пальто ей на плечи и потеснила ее к выходу.

— Ладно, может быть, я заеду к вам после десерта, — в голосе Марты появились нотки нерешительности. — Я ведь забронировала столик одиннадцать месяцев назад. Сегодня мы дважды подтверждали заказ.

Какое счастье — она уходит!Но радость Джесси оказалась преждевременной: когда все они собрались на площадке, чтобы проводить Марту, раздался звонок домофона.

Глава одиннадцатая

ПОЧЕТНАЯ ГОСТЬЯ

Клер появляется, чтобы придать торжеству смысл, вручить подругам свои подарки и сделать неожиданное признание.

Марта ошиблась, полагая, что видела Клер на Девятой авеню. Полная тетка с седеющими рыжими волосами, в бейсбольной куртке и высоких кроссовках без шнурков была всего лишь бездомной, спешившей за бесплатным супом и хлебом в расположенную неподалеку церковь Святого Малахия. И беременной она не была — просто толстой.

В тот самый момент, когда Марта приняла эту женщину за Клер, сама Клер отмокала в ванне у себя дома, в единственной уцелевшей части «Тереза-хауса». Звонок она слышала, а голос Марты на автоответчике — нет: его заглушали шум воды и музыка, ведь Клер поставила свою любимую пластинку («La donna е mobile» в исполнении Карузо). [62]

Клер зажгла девять свечей, расположив их вокруг старой ванны с ножками в виде когтистых лап. Полотенца она повесила на батарею, чтобы они хорошенько прогрелись. Она плескалась и бултыхалась, как русалка, беременная русалка, черпающая силы в ароматной пене. Кстати, вода значительно облегчала ей ношу.

Она с улыбкой думала о ребенке, который — у нее внутри — тоже плескался и, как теперь принято думать, слушал музыку. Для него Клер ставила лучшие записи. Она явственно видела это дитя, а радужный пузырь, служивший ему пристанищем, представлялся ей увеличенной копией пузырьков, готовых перелиться через сверкающие фарфоровые бока старой ванны. Клер, как всегда, благословляла того, кто ее изготовил, ведь это была не просто ванна, а среда обитания. Семь футов в длину, три — в глубину. Теперь таких не делают.

«Зато теперь их уничтожают», — подумала Клер. Прошлая неделя принесла ей немало волнений: начался демонтаж «Тереза-хауса», и множество точно таких же ванн было выброшено на улицу. Как странно и глупо: похожие, хотя и худшего качества, продавались неподалеку от дома Джесси, в Нохо и Сохо, в магазинах с названиями типа «Городская археология» и стоили тысячи долларов. Однако пришли какие-то терминаторы, выволокли ванны на улицу и начали крушить их кувалдами, разбивая на мелкие кусочки. Эти рабочие, главным образом хорваты, еще недавно сражавшиеся с сербами, теперь бежали в Америку — очевидно, чтобы воевать со старой американской сантехникой. Вдали от родины они совершали свое черное дело с невозмутимым спокойствием. «Видимо, они побывали в таких заварухах, что теперь им все нипочем», — думала Клер.

Она чувствовала, что расправа над ваннами — это отголосок мрачных боснийских событий. Вообще-то, с Югославией у Клер были связаны приятные воспоминания: лето в Дубровнике, уютные кафе, крепкий турецкий кофе в маленькой чашечке, тающие во рту пирожки со сливовой начинкой. Цыганские скрипки. Но то была старая Югославия, которую Клер любила и о которой вспоминала с нежностью.

Клер напомнила себе, что той страны давно не существует — ни на карте, ни в сознании людей. Она закрыла глаза и немного подвигалась в воде. Она вспомнила виноградник, где за деревянным столом ей подавали вино, сыр, фрукты и, конечно же, кофе, сваренный по особому рецепту. В то время и в той деревне казалось, что сербы и хорваты — друзья, родственники, любовники. Теперь они убивали друг друга — даже в этом солнечном винограднике… Клер вздрогнула от жуткого грохота: это очередную ванну выломали из старого пола, где она покоилась более ста лет, обеспечивал комфорт обитателям «Тереза-хауса». До Клер донеслись гортанные крики рабочих. Вероятно, обреченная ванна была совсем недалеко, всего в нескольких ярдах.

Может быть, люди, нанятые, чтобы разрушить «Тереза-хаус», — бывшие солдаты батальонов смерти? Что если они продолжают свою войну в доме Клер, пусть даже не в таких масштабах, как на родине, и сражаясь всего лишь с фарфоровыми ваннами?