Прелюдия: Империя

— Сюда скачет королева!

— Какая еще королева?

— Та самая!

— С войском?

— Одна.

— Вот это да! Надо известить Сенат и консула!

Возле ворот стремительно собиралась толпа зевак, посмотреть на знаменитую красавицу-королеву. Неспешно приближались всадницы.

— Вот это красота! Не зря король от нее с ума сошел!

— Да и служанки у нее первоклассные. Эх, такую бы к себе в постель…

— Такая бы тебя скрутила в три погибели и выбросила бы на улицу. Ты ей в подметки не годишься.

Подобными репликами перебрасывались зеваки, когда королева приостановила коня и гордо посмотрела на растерянного начальника караула.

— Кто идет?

— Ваша королева.

— Подожди, пока известят Сенат и консула.

— Вы что, женщины боитесь?

Народ зароптал. Начальник сжался и сказал:

— Проезжай, гражданка. Но оружие пусть твои служанки оставят.

— Вы что, граждане свободной Линьи? Боитесь дубинки охранницы и ее кинжала? Может, и мне мой женский кинжал оставить?

Народ расхохотался и возмутился еще больше. Начальник капитулировал.

— Ну ладно, проезжай.

И Толтисса направилась прямиком на форум. Со всех сторон стекался народ, многие сенаторы тоже сочли за благо быстрее отправиться на форум. Принц-консул метался, теряя драгоценные минуты и не зная, что делать. А королева спешилась перед форумом и в сопровождении двух охранниц прошла на ораторскую трибуну.

— Приветствую тебя, благородный народ древней и знаменитой Линьи!

— Да здравствует королева! — закричал народ.

— Приветствую вас, отцы-сенаторы!

Пораженные происходящим, ослепительной красотой и властностью этой женщины отцы-сенаторы не осмелились возразить, что королеве не было предоставлено право ораторства. Они поклонились и сказали:

— Мы слушаем тебя, великолепная и несравненная!

И тут на площадь грубо ворвался вместе со своей охраной принц-консул.

— Убить ее! — и тут он понял, что оговорился, сказав вслух то, что думал. — Схватить ее!

Народ взревел от возмущения, охрана даже не пыталась сопротивляться, и лишь Толтисса спасла принца от того, чтобы он был растерзан на куски.

— Я не хочу, чтобы мое появление было отмечено самосудом. Оставьте это ничтожество. Отцы-сенаторы, я хочу, чтобы вы и народ ясно сказали, может ли столь подлый, бесчестный и ничтожный человек быть вашим консулом?

И через полчаса единогласным голосованием Сената и народа принц был лишен поста консула и звания гражданина Линьи, которая сохраняла в дополнение к общеимперскому еще и свое гражданство, как одну из немногих оставшихся привилегий древнего вольного города (еще одной была чеканка собственной медной монеты).

— А теперь я обращаюсь к вам, отцы-сенаторы и народ Линьи. Лучше ли вам стало, когда вы попытались отделиться от королевства?

Кое-кто попытался сказать, что свобода стоит жертв, но в совокупности почти весь народ и сенаторы ответили:

— Намного хуже.

— Я согласна с тем, что были допущены несправедливости по отношению к Линье. Но заметьте, для благородных участников рокоша, которые не выходили за пределы законного протеста, вопрос о несправедливостях был полностью решен. Теперь все города королевства имеют свои сенаты. Теперь восстановлена власть народных собраний. И лишь вы, после вашей неизбежной капитуляции, можете потерять все. Я предлагаю вам восстановление привилегий, данных Линье в обмен на отказ от общеимперского статуса, и ограничение права рекомендации консула его использованием раз в три года. Единственное условие — немедленно и добровольно отозвать прошение о восстановлении прав и принять рекомендованного моим мужем и государем консула для восстановления города после глупого мятежа, а также признать все эдикты короля и постановления Совета Королевства, изданные за время вашего мятежа.

Так был погашен без единой жертвы последний очаг мятежа. Красивая женщина оказалась сильнее целой армии.

Две недели сидел принц-бывший консул в своем дворце, отказываясь признать решение Сената и народа. Но, когда кончились запасы, когда разбежались все слуги и приближенные, принц надел на себя рубище, попросил заковать свою шею в ошейник и привесить к нему цепь, и отправился просить пощады у короля. Единственный оставшийся у принца слуга подтащил Крангора за цепь к подножию трона, где принц упал ниц, горько заплакал, стал каяться в преступлениях и молить о пощаде. Король изобразил умиление, велел поднять принца, переодеть в подобающие ему одежды и благородно простил его, потребовав лишь отказаться от права наследования престола, но сослал в выделенное ему небольшое поместье. Вопрос о возвращении принцу его лена даже не поднимался. Принц молил, чтобы ему дали возможность загладить вину, дав ему одну из армий на войне. И тут король единственный раз резко высказался:

— Никто не будет служить под командой обесчещенного и опозоренного.

От огорчения принц ударился в загул, и через пять лет умер естественной смертью от пьянки и сопутствующих болезней.