— Буровики! Разведчики! — сказал он с подъемом. — Вы начинаете проходку первой скважины в неизвестном нам районе. Это дело очень важное для нашего государства. Оно потребует много сил и предельного внимания. Бывает, разумеется, и на старуху проруха, но нам пока что сопутствовали удачи. Надеюсь, и на этот раз вы будете бдительны, не ступите в неизвестность с закрытыми глазами. Буровики! Взгляните себе под ноги! — Собрание шевельнулось, многие скосили глаза на пол, а Хвалынский продолжал: — Там, на глубине девона, лежат, кроме всего прочего, ваши дома и «Волга», транзисторы и холодильники. Так что постарайтесь добраться до них поскорее.
В целях дальнейшего государственного планирования месторождение надлежит сконтурить в течение года. На этом и должны строиться ваши соцобязательства. Считаю, нам следует приступить к рассмотрению и обсуждению их.
Наступила раздумчивая тишина, и затем раздался негромкий будничный голос Маркела, примостившегося в углу на корточках:
— Вот ключи Орлова, скажем, разве это ключи? Гроб с музыкой.
— А зачем они тебе, Маркеша? Ведь нам второй год электрические обещают… — отозвался подковыристо Шалонов.
— Товарищи, не к лицу нам такие мелочные речи! Расправьте плечи пошире, и тогда вы сами убедитесь, насколько они крепки. Поэтому соцобязательства ваши должны быть на уровне, — окоротил Маркела и Шалонова председатель бурового комитета профсоюза Бычков. Он очень опасался, как бы горлопаны своими безответственными репликами не расстроили хорошо продуманный ход конференции.
Но с Маркела как с гуся вода — продолжал гнуть свое:
— Опять же, скажем, штропы… На что они годятся? Погорим мы с ними. Верно?
— Ну, что ты будешь делать! — воскликнул председатель с возмущением. — Товарищ, как вас… Алмазов! Вы где находитесь: на ответственном собрании или на базаре? Будьте добры встать и попросить слова, если хотите сказать что-то дельное!
— Стоя у него мозга не шевелится! — крикнул кто-то дурачась.
— Хватит! Всю технику, какая положена, вы получите, а сейчас давайте говорить о соцобязательствах. Как собираетесь перекрывать нормы проходки?
Буровики задвигались, дружно, как по команде, закурили, но говорить никто не спешил.
— Так кто хочет выступить? — Пригрозил: — Давайте по-хорошему, а то буду вызывать!
— Ты им «смирно» скомандуй, чертям!
Кто-то за спиной прыснул. Кожаков, сидевший в стороне от стола, досадливо поморщился, шепнул что-то Хвалынскому.
Председатель бурового комитета покачал осуждающе головой:
— Весьма прискорбно, товарищ Середавин, что в передовой бригаде — и такая низкая дисциплина, а соответственно и активность. Видимо, здесь и наша недоработка, профсоюзных органов. Придется принимать меры, а пока я предлагаю… — Председатель заглянул в бумажку и уже громче, с подъемом произнес: — Подсчитав свои возможности… учитывая требования… понимая обстановку… бригада берет на себя соцобязательства сократить срок проходки скважины на полтора месяца.
— На сколько, на сколько?
— На полтора… А что?
— Это на новом-то месторождении?
Кто-то присвистнул, кто-то небрежно прогудел:
— Вечерний звон, бом-бом!..
— Прекратите там балаган! — взвился сердито председатель.
Маркел, повернувшись в своем углу с истинно тележной границей, бросил кратко и веско:
— Мура…
— Петр Павлович, — подал голос Карцев, — если говорить серьезно, то предложенная наметка того… Приятно, конечно, видеть руки, поднятые «за», но когда рука делает одно, а голова знает другое, вряд ли получится толк… Товарищ Бычков, словно ребенок капризный: пообещай ему, он и доволен. «Не плачь, детка, достану тебе вон ту звездочку с неба…»
В глазах Хвалынского мелькнула досадная усмешка. Он кашлянул в кулак. И тут до Карцева дошло: ведь Хвалынский прекрасно понимает, что такое обязательство невыполнимо. Знает — и все же…
Карцеву стало так нехорошо, словно близкий уважаемый человек, которому он беспредельно доверял, обманул его самым бесцеремонным образом.
Хмуро, исподлобья смотрели на Хвалынского, и он, пожалуй, впервые за многие годы почувствовал между ними и собой стену. Чувствовал это и Середавин и понимал, что никаким лихим ударом здесь не помочь, что нужна тонкая дипломатия.
Он окинул взглядом бригаду, поднял успокаивающе руку, усмехнулся: мол, не надо шебаршиться, ребята, пока я живой, положитесь на меня, и будет полный порядок.
Поворачиваясь то к руководству конторы, то к рабочим, он стал открыто вторить председателю бурового комитета.
— Мы не имеем права размагничиваться, товарищи! Нам не впервой преодолевать трудности. Поднатужимся и сделаем!
Слова Середавина еще больше возмутили Карцева.