Преодоление игры

Далее она принялась за ванну. Только что я замочу свои вещи для стирки, как она тут же их вынимает, кладет в таз и начинает купаться. После купания, естественно, мои вещи в ванну не возвращаются. Пару раз я промолчала, выходила и достирывала плохо подготовленное белье. Смотрю — не помогает. Пришлось опять применить принцип: делай как я, делай лучше меня.

Нет смысла описывать другие ее находки, потому что потом была кухня, туалет, форточки. Не знаю, до чего бы она вообще дошла, если бы я ей не объяснила, что любое действие, направленное против нас, будет немедленно повторено мною и направлено против нее. Злости ее выходки у меня не вызывали, потому что Юра не давал мне повода сомневаться в нем. Он оставался в трезвом уме. В мои распри с его матерью не встревал, хотя страдал от них — ему трудно было переломить в себе то великое почтение, которое она у него вызывала раньше и для которого сейчас уже не было оснований. Просто он молча наблюдал, что с нею происходит и, видя, что я не загораюсь местью или патологической враждебностью, верил в мои способности мягко отстоять себя и вернуть его мать в прежнее состояние. Увы, она этому сопротивлялась. Итак, на мои слова об адекватных действиях с моей стороны она промолчала и на некоторое время угомонилась. Так мне казалось. Но как же я была наивна!

Через несколько дней я стала замечать, что Юра не хочет без меня выходить на кухню. Я спросила, чем это вызвано, и он признался, что стоит ему оказаться там одному, как появляется мать и начинает изводить его грязной руганью. А он не может ей ответить, он теряется и не находит слов. Ему казалось, что это уже не мать, а чужое непредсказуемое существо, от которого можно ждать чего угодно. Юра начал с опаской есть пищу, простоявшую на кухне без нас. Это становилось невыносимым. Что она себе думала, вытворяя такое? Неужели надеялась на лучшее?

Но я все же не допускала, что она дойдет до крайности и решила придерживаться выработанной тактики — повторять ее поступки. Отбить атаки на моего мужа оказалось проще простого: по утрам я выходила на кухню, когда Юрин отец завтракал, и высказывала ему обиды, заодно указывала на их глупые умы и низкие души — с подробным анализом, почему так говорю. Через неделю он выбросил белый флаг. Прихожу как–то вечером с работы, я тогда преподавала в вузе, а мой муж улыбается и светится, чего с ним давно не было. Мне так радостно было видеть его довольную мордочку, сияние глаз! В чем дело? — спрашиваю. И он рассказал, что в мое отсутствие к нему в комнату вошел отец и дословно сказал такое:

— Скажи своей жене, чтобы она меня не трогала, а моя жена перестанет донимать тебя.

Я ушам своим не поверила!

— Так и сказал «моя жена перестанет…»? — переспросила я. — Не «твоя мама», а именно «моя жена»?

— Да, он так сказал, — подтвердил Юра.

— Выходит, они не считают тебя своим сыном?

— Так получается, — сказал Юра.

— Не понимаю… пусть я плохая, но ты–то что им сделал? — я вспоминала, сколько горя нам принесла моя сестра своим первым замужеством, какие муки и неудобства мы терпели, но наш гнев никогда не был направлен на нее. И это я считала нормальным. А тут столкнулась с извращенной нравственностью. По сути это было проявление отсутствия нравственности, как бывает у людей, не тронутых воспитанием и не знающих, что это такое вообще.

Честно говоря, я думала, что соглашение, заключенное между мужчинами по инициативе старшего из них, действительно джентльменское и будет соблюдаться. Нам бы ничего не стоило не только молчать, но даже и разговаривать с ними, забыв обиды. Правда, сначала я понимала их позицию так, что они злились на меня, полагая, что я обижаю их сына. Но когда они сами принялись оскорблять и унижать его, я их понимать перестала.

Разбираться в этих тонкостях не очень хотелось, мы с Юрой в то время много работали и практически не имели свободного времени. Да и чего тут выдумывать? Они — Юрины родители, и значит, мне не трудно будет забыть досадные недоразумения. Но я видела, что делать этого нельзя, они настроены по–другому — воинственно, и любое мое движение, вызванное доброй волей, примут за признание своей победы. Этого допускать было нельзя, люди, выходящие из ссоры, должны обоюдно покаяться и не претендовать на правоту, иначе война будет продолжаться с новой силой.

Пока я волей–неволей размышляла об этом, Юрины родители снова обманули нас, спокойно нарушили соглашение и опять повели грязную игру. Они вызвали из Киева старшего сына, чтобы настроить против нас и попытаться через него склонить Юру предать меня. Мать учила одного сына вредить другому! Из какого мира вышли эти люди? Такого я не видела, не понимала, такому не учили ни религия, ни мудрецы, ни история человечества. Мои родители до последней минуты приказывали нам с сестрой жить дружно. А тут было все наоборот.