Обо всем этом требовалось немедленно, по неостывшим впечатлениям поговорить с Валентиной — не то чтобы я любила «разбор полетов» после театральных просмотров, но в данном случае приличия того требовали, ведь Валентине, полагаю, предстояло писать заметку о спектакле. Значит, моя задача состояла в разработке ее идеи, деталей и художественных образов, в извлечении из памяти чего–то и сравнении его с увиденным сегодня — от меня ждали сотворчества без претензий на авторство. Плата за участие в бесплатных просмотрах, на которые раньше Валентина водила меня еще чаще, всегда была такой. А не хочешь трудиться — не принимай приглашения, это тебе не просто подачки, это иной коленкор.
Валентина была уже в вестибюле, вооруженная расчехленным диктофоном и в полной готовности к откровенной эксплуатации моих мозгов. Она стояла у окна, сумочка валялась на французском подоконнике, то есть практически на полу, но в сторонке, где не ходят, и курила. При моем появлении даже не встрепенулась, а только лениво переступила с ноги на ногу.
— Ну как тебе? Давай не тяни, мне еще домой ехать черте куда, — сказала она, и я принялась излагать мысли, наработанные в ходе просмотра спектакля, зная, что они понадобятся, ибо от меня их ждут.
В этот раз получилось не густо, я морщила лоб и терла его рукой, явно тема дирижерства давалась мне с трудом и сказать я могла мало. Выручило то, что Валентина была опытным интервьюером. Она тут же понабросала наводящие вопросы и моя фантазия снова расцвела.
— Над остальным еще подумаю и позже продиктую по телефону, — сказала я.
— Хватит и этого, — хмыкнула Валентина. — Что–то ты щедра сегодня, прямо рассыпаешься материалом. Или соскучилась по работе на своих морских побережьях? Впрочем, если что–то еще надиктуешь, то я две заметки сооружу. А сама–то как? — спросила она, и в ее тоне послышалась искреннее тепло.
— Пошли на улицу, — я взяла подругу под руку, повела к выходу из опустевшего уже вестибюля. — О себе говорить нечего, все однообразно неинтересно.
— Ты намекала на сновидение, помнишь? Обещала рассказать при встрече. Мне это интересно.
— Поздно уже.
— Да, — согласилась Валентина, зачем–то оглянувшись. — Придется брать такси, надо же и тебя домой подвезти. Так что спешить теперь ни к чему, рассказывай.
— Интересен не сам сон, а его воплощение в событиях наступившего дня, — решившись, сказала я. — Да и вообще начинать надо не со сна. Это долгая история.
— Начни не со сна, — Валентина опять закурила, выпустив мощную струю дыма в сторону от меня. Это был признак ее благорасположенности к разговору, она не курила в спешке и напряжении.
Мы стояли около театра, как и остальные, кто поджидал выхода артистов, чтобы заполучить автограф или высказать свои восторги. Этих спокойных поклонников было не так уж много, но все же достаточно, чтобы нам тут не чувствовать себя одинокими.
Я коротко пересказала события последнего лета, начиная от маминого приезда в Алушту, прогулок, странного договора о знаке с того света, нашем прощании… Валя знала мою маму, не коротко, но видела и даже говорила с нею, восторгалась ее хорошей памятью и мудрым отношением к жизни — не потребительским, а благодарным.
— Для твоей мамы каждый день был праздником, и она почтительно, именно почтительно, принимала все, что ей посылалось, — сказала Валентина, выслушав меня. — Поэтому и прожила долго. Кто знает, может, там и есть жизнь.
— Не знаю. Вряд ли…
— И это ты говоришь после стольких поданных тебе знаков? — Валентина от негодования поправила очки на переносице. — Совпадений не может быть так много. Это не совпадения, а закономерность.
— А может, я тенденциозно трактую самые обыкновенные события, выдавая их за совпадения?
— Слушай, не морочь меня! Не подменяй понятия. Ты же не выдумываешь факты, нет?
— Нет, конечно.
— Ну вот. А ведь совпадения — это именно факты, а не их трактовки. И вообще, у меня ощущение, что твоя мама сейчас рядом с нами. Буквально рядом.
— Брось, Валя, — я еле сдержала возмущение, ибо это было уже слишком…
— Честно. Кажется, вот сейчас неслышно подойдет… она была такой тихой, умела жить незаметно, никому не мешать. Есть такие шумные люди, а она…
Вдруг Валентина осеклась на полуслове, и резко глянула в сторону, я тоже оглянулась — рядом с нами, словно откуда–то вынырнув, оказалась маленькая сухонькая женщина, точно моя мама, правда, моложе.
— Женщины, вы местные? — спросила она, в ее голосе чувствовалось дрожание подступающих слез.
— Да, — ответила Валентина.
— Мне нужна помощь… Не знаю, что делать.
— А что такое?
— Да вот, — женщина показала свою сумочку с большим разрезом на тыльной стороне. — Видимо, в трамвае разрезали, когда я спешила в театр. Я иногородняя, опаздывала из–за автобуса, он прибыл впритык к началу спектакля. Не заметила сразу. А теперь обнаружила. Мне не на что ехать домой — кошелек вытащили.
Валентина с нескрываемым торжеством посмотрела на меня, дескать, — я же тебе говорила!
— Возьмите, — я протянула женщине деньги, достаточные, чтобы добраться автобусом в любой населенный пункт области.
— Я вам верну… — начала она.