Преодоление игры

Конечно, меня изначально не устраивало то, что на Днепропетровской книжной типографии я фактически стала подснежником. Так в советское время называли работников, профессионально занимающихся партийной работой, но финансируемых не из партийной кассы, а за счет предприятия, где они числились на должностях, функции которых не выполняли. Но вопрос обострился прежде, чем мне успела не понравиться эта ситуация, сложившаяся де–факто, когда меня избрали секретарем партийной организации. До своего избрания я как инженер по оборудованию устраивала своего патрона — главного инженера, и хоть он вскоре понял, что по своей жизненной позиции я ближе не ему, а директору, но это мало что значило — ведь я ни на что не влияла. Другое дело, когда райком согласовал меня на должность первого лица, представляющего на предприятии интересы партии. Тут главный инженер, чувствующий себя хозяином производства и лидером трудового коллектива, огорчился и начал инспирировать действия, чтобы при тайном голосовании на отчетно–выборном партийном собрании меня забаллотировали. Выше я писала уже о том, что с директором у них велась холодная война, и он всячески противодействовал усилению позиции своего антагониста. Как тут быть? А просто: либо помешать мне быть избранной секретарем партийной организации, либо, если я буду избрана, выдавить меня из коллектива по–другому. Предлог он придумал быстро — нашел в печатном цехе печатницу, которая находилась в декретном отпуске и училась в заочном институте, и предложил ей сделку: она задним числом, до моего прихода в типографию, напишет заявление о переводе на должность инженера по оборудованию, а он ей за это посодействует в других житейских вопросах. Затем он намекнул начальнику отдела кадров, что ему давно пора на пенсию, но если он хочет еще поработать, то должен зарегистрировать это заявление, и в нужное время покаяться перед директором, что забыл о нем и только что нашел.

Это все можно было бы считать моей догадкой, но нет — спустя несколько лет дело повернулось так, что бывший начальник отдела кадров раскаялся в этом неблаговидном поступке и во всем сознался мне лично, причем при свидетелях.

Вот так перед самым отчетно–выборным собранием и моим избранием на должность партийного лидера вдруг оказалось, что я занимаю должность, давно обещанную другой сотруднице. Директор, конечно, сразу понял, кто тут пошептал и как все произошло, и еще больше начал держаться за меня, как за человека, который после этого никогда не пойдет на компромисс с главным инженером. А я, не совсем поняв истинный расклад сил, но кое–что почувствовав интуитивно, растерялась и готова была сама бежать оттуда. И все это перед выборами! Но директор меня удержал:

— Это война не против тебя, а со мной, — сказал он. — Зачем тебе уходить? Побудешь с годик нашим секретарем, приобретешь статус, вес, а там, если найдешь что–то подходящее, уйдешь. А может, и тут приживешься. Везде люди враждуют, от этого не убежишь и не спрячешься.

Последняя фраза особенно зацепила, напомнив, что из института я тоже фактически бежала из–за неприятностей, которые не смогла перебороть. Понимая, что при той работе кандидатская степень только бы ухудшила мое положение, потому что с меня требовали бы больше работы, а я уже и так выкладывалась, я тем не менее думала, что этими доводами просто оправдываю малодушие. А на самом деле меня прогнал оттуда стресс, напоминание об обидах, которые оставались свежими и лишали душу покоя.

После этих слов директора я согласилась остаться. Выборы были тяжелыми, драматичными, собрание затянулось не столько на обсуждении отчетного доклада, сколько на моей кандидатуре. Те, кто должен был настроить собрание против меня, говорили, что я новый человек на предприятии, проработала тут только полгода. Другие напирали на то, что я далека от полиграфии и не смогу полноценно работать с коллективом, решающим непонятные мне задачи. Были и такие, которые угадали и мою слабую сторону — невоинственность, ненаступательность. Вывод этот они сделали из того же самого, о чем думала и я: из моего ухода из института.

— Если человек не стал добиваться утверждения кандидатской диссертации, отказался от такой серьезной работы — своей личной, то разве можно на него положиться в общественном деле? — гневно говорили они.

Отвечая на эту критику, я не вспоминала И. Хинта и те внешние обстоятельства, победить которые никак не могла, даже если бы захотела, а приняла ее на свой счет, дескать, да, не стала бороться, но из этого я сделала выводы. До этого я сама себя знала плохо, теперь знаю хорошо и понимаю, за что собираюсь взяться, если коллектив коммунистов в меня поверит. Это прозвучало убедительно. Неподкупных людей оказалось гораздо больше, чем хотел главный инженер. За меня проголосовали 57 человек, против шести воздержавшихся и семи зачеркнувших в бюллетене мою фамилию, при том, что для избрания мне хватило бы 53 голоса. Директор ликовал настолько откровенно, что это даже меня порадовало.