Преступление доктора Паровозова

Поэтому если женщин можно лечить амбулаторно, то мужчин только стационарно. И по возможности стараться широко применять инъекционные формы. Все таблетки будут в унитазе, не сомневайтесь. Правда сейчас особо лекарствами не покидаешься, но это все равно не сравнить с тем, что было несколько лет назад. Тогда кончилось почти всё. Кроме клеола и марганцовки. Больные ложились на операции со своим перевязочным материалом, антибиотиками, анальгетиками, растворами, тарелкой, чашкой, ложкой и даже постельным бельем.

При этом начальство слезно просило нас уговаривать родственников и знакомых, чтобы они легли в больницу. Отдохнули, полежали, обследовались, на процедуры походили. Многие отделения тогда заполнялись хорошо если на треть, и нужно было всеми силами поддерживать состояние коечного фонда.

В реанимации Семерки, куда обычно никаких визитеров не пускали, в то время задумали провести эксперимент и разрешить посещение больных в специально отведенные часы. Родственники немедленно начали расставлять на тумбочки иконки, некоторые приводили с собой попов, те зажигали свечки и читали молитвы. Меня смущало, что, помимо иконок, многим ставили тут же банки с водой, «заряженные» Аланом Чумаком, как средство от всех недугов.

Чумаку мало было телевизионных сеансов, «заряженной» воды, мазей, кремов и прочего. Дошло до того, что одна центральная газета опубликовала «заряженную» фотографию, пообещав всем, кто на нее посмотрит, вечную жизнь. Так одному нашему больному его мамаша приклеила эту фотографию прямо на лоб. Чтоб быстрее поправился. Я взбеленился и, как только та ушла, изорвал портрет этого бесстыжего жулика в клочки и сразу успокоился.

В последнее время Чумак подзабыт, да и с лекарствами стало чуть полегче, хотя из таблеток один фурагин с нитроксолином. Так что приходится лечить добрым словом, ну, нам не привыкать. Еще время от времени выплывает какая-нибудь гуманитарная помощь. В прошлый раз это был заморский гентамицин, целая гора. Все доктора себе заначку сделали, на всякий пожарный. У меня в шкафчике тоже три упаковки имеются, мало ли.

Про такое явление, как гуманитарная помощь, мы услышали в декабре восемьдесят восьмого, в дни страшного землетрясения в Армении. Помимо того что власти — впервые в советской истории — сразу признали катастрофу, а не стали замалчивать и отнекиваться, как всегда, так еще иностранцам было разрешено участвовать в спасательных операциях и восстановительных работах. Тогда-то мы и увидели гуманитарную помощь.

К нам в реанимацию самолетами доставили пострадавших из Спитака и Ленинакана, а с ними кучу всяких лекарств, перевязочных средств и других медицинских мелочей в удивительных упаковках. Мне эти дни запомнились и кое-чем другим.

На вторые сутки, ближе к вечеру в дверь отделения позвонили. Пришли двое, мужчина и женщина.

— Здравствуйте! У нас кооператив, готовим армянскую еду. Нам сказали, у вас пострадавшие от землетрясения лежат. Вот мы им поесть принесли!

И они показали на стол в холле, заставленный свертками, пакетами, судками и кастрюлями, от которых шел умопомрачительный запах.

Мы с доктором Мазурком покачали головами, надели на мужчину белый халат и завели его в блок. Потому что словами не всегда объяснишь.

— Смотрите. Сами видите, им еще не время думать о еде.

Тогда этот мужчина, красивый пожилой армянин, вышел в коридор и заплакал навзрыд. Мы стояли рядом, опустив глаза. Через минуту он дрожащими пальцами вытащил сигарету, но курить не стал. Посмотрел на нас и неожиданно твердым голосом произнес:

— Знаете, а тогда мы вас покормим! Вы же сутки дежурите, вам покушать надо! Сколько сотрудников дежурит? Десять? Очень хорошо. На всех хватит. Попробуйте! Мы хорошо готовим.

Он дал знак женщине, они дружно подхватили то, что горой лежало на столе, и стали затаскивать внутрь.

Никогда ни до, ни после я не пробовал такой вкусной армянской еды. Они действительно хорошо готовили, очень. Особенно удалась долма. А название их кооператива оказалось трогательным и почему-то совсем не армянским — «Ромашка».

Сегодня из палаты выписываются четверо. Трое решили меня отблагодарить. Бабушка с пиелонефритом принесла бутылку водки «Распутин», девушка с циститом, с ума сойти, двухтомник Высоцкого, а женщина с уратным нефролитиазом вдруг протянула завернутого в бумажку крохотного серебряного слоника. На счастье.

Водку я тут же передарил Игорьку, и тот, радостный, укрыв бутылку под халатом, резво побежал ее прятать в свой шкафчик в подвал. Чтобы коллеги не покусились.

В реанимации Леня до сих пор оставался единственным пациентом на все три палаты. Экстренных операций в эти дни больше не проводили, а плановые ждали особого распоряжения. Омоновцев на посту не оказалось, куда-то свинтили, наверняка курить ушли, разгильдяи. Я по-быстрому глянул на Леню, перебросился с ним парой необязательных слов, удалил тампон, поменял повязку и тоже отправился курить с Маринкой Веркиной, которая вышла на очередные сутки.

— А кролик-то мой до того освоился, даже на собак стал кидаться!