Преступление начинается с вешалки

Было ли его пагубное пристрастие обус-ловлено обманом Оксаны? Что ж, может быть. Но не исключено и другое. Что, если в действительности его мучили угрызения совести, связанные с гораздо более серьезными причинами?

Да и сам Азатов. Несмотря на то что он очень умело прикидывался простачком, я прекрасно понимала, что в глубинах его личности имеется немало потайных закоулков.

Например, однажды у нас с ним зашел разговор о карточной игре. Не помню, по какому поводу мы вообще об этом заговорили, но по тому, как он ориентировался во всех тонкостях предмета, с каким знанием дела говорил о суммах, которые вращаются в этой сфере деятельности, да и просто по выражению его лица я очень хорошо видела, что он знает обо всем этом не понаслышке.

Я же, со своей стороны, тоже кое-что слышала о карточной игре и о людях, которые занимаются этим регулярно и составляют себе из этого даже нечто вроде профессии. Мне было известно, что в этой среде легко получить удар ножом в спину за не отданный вовремя карточный долг, и, следовательно, люди, принадлежащие к этой касте, могут быть способны на все.

Да, историйку с неудачными любовными похождениями Азатова и Владимирского уточнить было бы весьма и весьма полезно. Только вот как?

Тут мне вспомнилось, что вчера, размышляя на сон грядущий о нюансах проводимого мною расследования, я думала о Лиле, реквизиторше. Именно от нее я собиралась узнать о взаимоотношениях Оксаны с актерской средой.

Что ж, это я, пожалуй, и сделаю, только с небольшой корректировкой. Ведь теперь у меня есть более конкретное направление, по которому нужно будет проводить расспросы. Впрочем, разумеется, необходимо постараться представить все так, чтобы Лиля и не заподозрила, что ее о чем-то расспрашивают.

Удобный случай осуществить эти планы представился мне в тот же день, после обеда.

Наталья сказала, что необходимо подновить некоторые вещи из реквизита к спектаклям. Поэтому я сейчас должна отправиться к Лиле в реквизиторскую, чтобы требуемые вещи забрать. На что я и согласилась с величайшим удовольствием.

Реквизиторская находилась рядом со сценой, в нее можно было попасть, пройдя через боковые кулисы. Миновав сцену, я вошла в знакомое небольшое помещение.

– Привет, Лиля!

– А, Танечка, привет, привет! – заулыбалась реквизиторша, полноватая, но очень подвижная женщина средних лет.

– Наталья Викторовна сказала, что у тебя есть для нас какая-то работенка?

– Ой! Да! Знаешь, тут… вот… сейчас, – засуетилась Лиля. – Тут кубки… вот посмотри – везде уже газета проглядывает, даже стыдно на столы выставлять. Так, подожди… еще где-то тут веер…

– Да ты не торопись, я же тебя не гоню. Сядь спокойно и подумай, что там нуждается в обновлении.

Моя задача была завязать с Лилей длинный доверительный разговор, и, как могла, я старалась ее выполнять.

– Ах, Танечка, хорошо тебе говорить – сядь, – озабоченно бормотала Лиля, опускаясь в кресло. – А мне ведь и на минутку присесть не удается. То туда, то сюда, целый день как белка в колесе.

– Да, я и смотрю – никогда тебя на месте не застанешь, все где-то бегаешь.

– Ну да, а как же иначе? Сегодня вот вечером «Кабанчик», Федорову опять нужно будет кофе делать, он в середине спектакля всегда этот свой транквилизатор требует. А у меня, поверишь ли, ни крошки нет. И денег не дают. Я им объясняю, что актеры… Что я, для себя, что ли? Нет – все равно. «Не предусмотрено сметой» – и все тут. Я уж и так сколько из дома… Ой, я же тебе веер хотела!..

– Да ладно ты, посиди немного, отдохни. Спектакль-то не скоро еще. А что, сегодня Федоров играет, не Владимирский?

– Владимирский во втором составе, он редко выходит. Только когда Саша где-нибудь параллельно занят на это время. А уж теперь и тем более…

– В смысле?

– Да что «в смысле», третий день ходит, лыка не вяжет. Я уж и так сколько раз его от Шарова прятала, думаю – увидит, выгонит ко всем чертям.

Лев Шаров был главным режиссером театра, и все боялись его как огня.

– И давно это он?

– Да говорю же – три дня уже.

– Да нет, я имею в виду, давно он вообще пить стал?

– Да как тебе сказать.

Лиля пристально и вопросительно взглянула на меня, будто решая, стоит или нет раскрывать мне интимные подробности театральной жизни. Но выражение моего лица было самым простодушным и даже какого-то особенного любопытства не показывало. Так просто – хочу поддержать разговор, вот и интересуюсь.

– Была тут у нас история… – снова сделала паузу Лиля.

– История? – равнодушно обводя глазами реквизиторскую и чуть не зевая от скуки, лениво переспросила я.

– Ну да… – Лиля наконец-то решилась. – Оксана… девушка, которая работала тут до тебя, она… Ой, в общем, такая она хабалка была, по-русски сказать, просто оторви и выбрось! Ты вот – совсем другое дело. Да и неудивительно, человек, который уже испытал в жизни горе, так себя вести не будет, а эта… Короче, всех мужиков здесь замутила, а уж Степку этого бедного… И за кулисами его подкарауливала, и глазки строила, и не знаю… чего только не делала. И главное, все как будто бы невзначай, ненамеренно. «Ой, Степа, это ты? А я тут проходила случайно…» Стерва.