Преступление начинается с вешалки

Когда я закончила ужин и собиралась расплатиться, подошедший ко мне официант сообщил, что я у них миллионный посетитель, поэтому мой ужин оплачивает заведение. Мало того, мне подарили какую-то карточку, по которой я смогу еще несколько раз бесплатно здесь пообедать.

Была ли я в действительности миллионным посетителем в «Экспрессе», осталось тайной, но зато я со всей очевидностью смогла убедиться, что Бобу здесь уважают.

Несмотря на бесплатный ужин, дурные предчувствия все же не обманули меня, и везение в ресторане было последним за этот день. Впрочем, выходя оттуда, я еще не знала об этом.

Как ни в чем не бывало усевшись в свою машину, я подогнала ее к месту, которое заранее наметила для себя, как наиболее удобный плацдарм для наблюдений, и, обнаружив, что на часах уже пять минут седьмого, включила монитор.

Сначала вести наблюдение было очень удобно. В этот вечер Оля задержалась в цехе для того, чтобы сделать очередную халтурку – покрасить ткани для нужд какого-то частного кукольного театра. Поэтому в помещении было светло и мне легко было наблюдать за всем, что там происходит.

Но следя за Олиными манипуляциями, я с некоторым опасением думала о том, что будет, когда Оля закончит свою работу и уйдет. Установленная мной камера не обладала способностью видеть в темноте, и когда свет в цехе будет выключен, боюсь, я мало что смогу разглядеть. Хотя окно в нашей комнатке и было таким же огромным, как окна в самом цехе, и даже ночью в ней можно было различить силуэты, все-таки о полноценном наблюдении здесь говорить не приходилось.

Обнадеживало только то, что и тому, кто придет за ботинками, тоже будет плохо видно и, скорее всего, он захватит с собой какой-нибудь источник дополнительного освещения. Хоть зажигалку или спички. Или… или свечку. Вот было бы забавно.

Именно по предполагаемому «маячку», который должен был принести с собой предполагаемый охотник за ботинками, я и планировала обнаружить его присутствие в цехе. Звук моя камера тоже не передавала, поэтому ориентироваться я могла только на изображение, а оно после того, как погаснет искусственное освещение, оставит желать очень много лучшего.

Но пока все было видно очень хорошо, и я могла во всей красе созерцать пустую комнату и шкаф в ней, догадываясь, что Оля возится со своими «тряпочками» где-то в районе ванной. Несколько раз она заходила в комнату и снова выходила, но в целом пока ничего интересного не произошло.

Так просидела я часа полтора, думая, что в своих заботах о том, чтобы не чувствовать голода во время длительного наблюдения, я не учла одну деталь, а именно, что длительное наблюдение – вещь очень нудная и в сочетании с полным желудком вызывает непреодолимую сонливость. Сидя в темном переулке, в темной машине, где единственным слабым источником света был только монитор, я с тоской думала о том, что будет, когда и этот, хоть и слабый, но все же побуждающий к бодрствованию фактор исчезнет. Смогу ли я дотерпеть до двенадцати и не уснуть?

Между тем Оля снова появилась в поле зрения камеры, и, увидев, что она снимает свой синий халат, я поняла, что она закончила работу и собирается домой. А еще через несколько минут мне пришлось испытать чувство неловкости, поскольку, преследуя, в общем-то, совершенно иные цели, я поневоле стала свидетельницей некой трогательной сцены, которая, совершенно очевидно, не предназначалась для посторонних глаз.

В комнатке появился молодой человек, в котором я узнала монтировщика Гену. Мне было известно, что и Аленка, и Оля имеют кавалеров среди монтировщиков, но кто именно за кем ухаживал, я не интересовалась. Ну вот, теперь, по крайней мере, Олин ухажер мне известен.

Гена Смирнов был тихим молчаливым парнем, почти незаметным в толпе своих товарищей, где попадались такие выдающиеся личности, как, например, Стас. Единственное, пожалуй, что можно было назвать характерным в его облике, это постоянно несчастное выражение лица. Даже над шутками Стаса он почти никогда не смеялся. Кроме того, я знала, что для Гены зарплата монтировщика является основным источником дохода, тогда как большинство ребят использовали этот вид деятельности как возможность подработать, учась в институте.

В общем, это был самый обыкновенный рядовой парень, какие тысячами проходят в уличной толпе, оставаясь незамеченными. Впрочем… думаю, Оле он вполне подходил.

Влюбленные разговаривали о чем-то, но поскольку камера не передавала звук, я не могла узнать, о чем именно. Потом последовала сцена прощания, и я скромно отвела глаза.

Когда я снова посмотрела на монитор, изображения на нем не было. Точнее, оно, наверное, было, но поскольку Оля выключила свет, а мои глаза еще не привыкли различать предметы в темной комнате, первые минут десять я не могла разглядеть на мониторе абсолютно ничего.