Преступление начинается с вешалки

– Оля знала о том, что вы пытались отомстить за нее?

– Нет! Что вы! Ни в коем случае. Пожалуйста, не говорите ей.

– Я и не собиралась. Это ваши дела, меня же интересует только то, что касается преступления.

– Я ее не убивал, – снова повторил Гена. – Не хотел…

Но теперь он уже не смотрел мне в глаза, видимо, и без моих комментариев понимая, что «не убивал» и «не хотел» – это не совсем одно и то же.

– Что же мне теперь делать? – после небольшой паузы обратился ко мне Гена.

– Ну, для начала – положить на место ботинки.

Он послушно, как маленький мальчик, исполнил мое требование и даже забросал ботинки тапками, что теперь, в общем-то, было уже необязательно.

Потом снова сел в кресло и вопросительно посмотрел на меня.

– Обстоятельства дела мне понятны, – сказала я, отвечая на его немой вопрос. – Но сейчас я не готова вынести окончательное решение. Думаю, что в ближайшие два-три дня вам не стоит ничего предпринимать. Ходите на работу, делайте свои обычные дела и живите так же, как вы жили раньше.

– Легко сказать… Вы сообщите в полицию?

– Расследование заказала мне не полиция, поэтому официальные органы узнают о его результатах только в том случае, если этого захочет мой клиент. А он, я полагаю, этого не захочет. И можете мне поверить, для вас в этом нет ничего хорошего. Гораздо лучше было бы, если бы всем этим занималась именно полиция. Она, по крайней мере, пытается соблюдать закон. Но не будем о грустном, – бодро продолжила я, поймав недо-умевающий взгляд Гены. – Сейчас вы можете идти, но, разумеется, чтобы не усугублять свое положение, вам не следует пытаться скрыться.

– Да куда уж тут скроешься.

– Вот именно. А я со своей стороны постараюсь сообщить вам окончательное решение в самое ближайшее время. Кстати, откуда у вас ключ от этой комнаты?

Похоже, вопрос оказался для Гены не-ожиданным и не очень приятным. Немного помявшись, он все-таки ответил на него, и я поняла, что его замешательство объяснялось тем, что ему предстояло признаться еще в одном неблаговидном поступке.

– У Оли стащил, – глядя в пол, пробурчал он.

– Точно стащил, а не сама дала?

– Точно.

– А как бы вернул потом?

– Подбросил бы куда-нибудь, как будто потеряла.

Понурив голову, Гена отправился восвояси, а я допила остатки вина и стала думать, как мне поступить в сложившейся ситуации.

Хотя я и говорила Гене, что сообщу ему о решении, которое якобы вынесу я сама, но как раз сама-то я очень хорошо понимала, что если действовать по правилам, то решение должен выносить мой клиент.

Однако зная, кто именно мой клиент, я не могла не догадываться, каким именно будет это решение. Человека, хотя и не умышленно убившего его подружку Оксану, но все-таки поспособствовавшего тому, что она вылетела в люк, ожидали очень большие проблемы. Возможно, даже непоправимые. И я находила, что такое решение в данной ситуации будет чересчур жестким.

Да, конечно, Гена желал Оксане зла, он хотел, чтобы она переломала себе кости, и даже кое-что предпринял для этого, но все-таки смерти ее он не добивался, это совершенно очевидно. Так же очевидно, как и то, что Боба будет добиваться именно Гениной смерти, а я лично такой приговор находила абсолютно неадекватным. Даже официальное законодательство обнаружило бы в деле достаточно смягчающих обстоятельств, не говоря уже о том, что смертная казнь у нас вообще отменена.

С другой стороны, пытаться убедить Бобу в том, что тут может быть принято какое-то другое решение, кроме того, которое самым первым придет в его круглую голову, было нереально. Более того, я подозревала, что это решение возникло у него задолго до того, как он заказал мне расследование. Думаю, едва лишь узнав о смерти Оксаны, он, в полном соответствии со своими «понятиями», порешил, что должен отомстить. Око за око, как говорится, зуб за зуб. А вся эта ненужная волокита с расследованием была предпринята им только затем, чтобы найти наиболее подходящего кандидата.

Поэтому-то я и испытывала такие опасения относительно того, что же со мной будет, если назначенную мне функцию я не выполню и кандидата не представлю. Не попаду ли я тогда сама в кандидаты? Вот уж не хотелось бы.

Да, подумать было о чем. Но время было уже позднее, а пока я не раскрыла свое инкогнито, обязанности ходить на работу с меня никто не снимал. Поэтому, чтобы не быть завтра похожей на сонную муху и выжатый лимон одновременно, я почла за лучшее отправиться домой.

Добравшись до квартиры и приняв ванну, я сразу легла спать, отложив решение проблемы на завтра. Чтобы хорошенько все обдумать на свежую, так сказать, голову.

* * *

Следующий рабочий день прошел очень тихо – последствия праздника давали о себе знать. На лестнице и в курилке не слышались оживленный гул голосов и веселое ржание монтировщиков, Азатова вообще не было на работе (видимо, скромно и цивилизованно отметив премьеру с Жеребцовой, он дал волю чувствам где-нибудь вне стен театра), и даже сверху из плотницкого цеха не доносилось обычного стука молотков и жужжания пил.