По плану Моргентау, оглашенному в сентябре 1944 года, наказанию (уточню: экономической казни) подлежал весь немецкий народ. Но был там и особый раздел касательно преследований нацистских преступников. Кто подразумевался под этим названием? «Любое лицо, которое подозревается в совершении (путем издания приказов или иным образом) или соучастии в преступлении, повлекшем смерть любого человека в перечисленных далее случаях, должно быть арестовано и осуждено незамедлительно военными комиссиями, если до начала судебного разбирательства ни один из членов Организации Объединенных Наций не заявил, что это лицо помещено под его (члена ООН) арест для суда по подобным обвинениям за действия, совершенные на его (члена ООН) территории: смерть наступила в результате действий, нарушающих правила ведения войн; жертва была убита в качестве заложника в отместку за действия других лиц; жертва приняла смерть по причине ее национальности, расы, цвета кожи, вероисповедания или политических убеждений. Любое лицо, признанное виновным военной комиссией за преступления, указанные в пункте (b), должно быть приговорено к смерти, если военная комиссия в исключительных случаях не установит наличие смягчающих вину обстоятельств».
По сути, перед нами пролог к Нюрнбергскому процессу и иным преследованиям руководителей и активистов рейха, обоснование будущей охоты за нацистами. Но было бы преждевременно признавать в этом приоритет или особую заслугу Моргентау, отняв эти лавры у сэра Уинстона Черчилля.
Тему мести немцам за евреев Черчилль поднял на щит не позднее 1941 года. 4 ноября он направил лично подписанное им послание в «Джуиш кроникл», которое еженедельник напечатал полностью. «Никто не пострадал более жестоко, чем евреи, – писал Черчилль в этой установочной статье. – Неописуемые злодеяния совершались над телами и душами этих людей Гитлером и его ужасным режимом. Евреи вынесли главную тяжесть первых нацистских атак на цитадель свободы и человеческого достоинства. Они вынесли и продолжают терпеть тяжесть, кажущуюся невыносимой. Они не позволили сломить свой дух, они никогда не теряли воли к сопротивлению. Несомненно, в день окончательной победы страдания евреев и их роль в этой борьбе не будут забыты. Придет время, и они вновь увидят, как провозглашенные их отцами на весь мир принципы праведности будут отомщены» (234).
Это было написано, когда гитлеровские войска и колониальная администрация уже полгода массово уничтожали русских, захватывая советские территории и губя мирное население, сжигая целые села вместе с жителями. Всего в одной только Белоруссии было сожжено оккупантами вместе с родными нам по крови женщинами, детьми и стариками более 620 деревень. Погиб каждый четвертый белорус, 25 % населения. Символом этого подлинного русского Холокоста стал мемориал в деревне Хатынь, но он не заслоняет для нас истинный масштаб произошедшей катастрофы.
Русская кровь, русские страдания никогда не имели, однако, для Черчилля никакого значения. Он был зряч только в отношении еврейских нужд и бед, а к русским слеп. И мстить за русских не призывал.
А за евреев – призывал. Свидетельствует Гилберт: «Черчилль… сказал военному кабинету, что на немцев произвело бы «полезное воздействие, если бы Великобритания, Соединенные Штаты и Советский Союз немедленно издали декларацию о том, что определенное число немецких офицеров или членов нацистской партии, равное числу убитых немцами в разных странах, будет после войны передано в эти страны для суда над ними». С одобрения военного кабинета Черчилль составил проект такой декларации и послал его Рузвельту и Сталину. «По мере продвижения союзников, – говорилось в ней, – отходящие гитлеровцы удваивают свои беспощадные жестокости». Все ответственные за них или принимавшие добровольное участие в «актах жестокости, резни и казнях должны быть возвращены в страны, где совершались их ужасные деяния, чтобы быть судимыми и наказанными в соответствии с законами этих стран после их освобождения»».
Все задумывалось еще тогда; и именно Черчилль стоит у истоков послевоенного геноцида беззащитных немцев, избиения их элитной части нации. Еще в июле 1943 года Черчилль телеграфировал по правительственному подводному кабелю Рузвельту насчет нацистской верхушки: «Предпочтительнее всего было бы сразу казнить их без всякого суда, за исключением разве что чисто формальной необходимости опознания»[108]
. (О том, что «казнь без суда более предпочтительна», говорилось и позже, например в письме британского правительства от 23 апреля 1945 года президенту США.)«В предложенном Черчиллем проекте декларации далее говорилось: «Пусть те, кто до сих пор не испачкал своих рук невинной кровью, будут опасаться попасть в ряды виновных, потому что три союзные страны будут преследовать их везде, вплоть до самых дальних уголков земли, и отправят их к обвинителям для совершения правосудия» (249).