Претенденты

– Знаешь, Графен, я хочу, чтобы Россия стала мне новым домом. Настоящим домом. Я хочу полюбить её так же сильно как ты, поэтому я приложу все усилия, чтобы Россия стала такой, чтобы мне было проще её любить. Такой, чтобы я была ей довольна… Потому что мне больше некуда бежать, – призналась Астра и продолжила, помахав в воздухе телефоном: – Но вот что я тебе ещё скажу… Монархия – это не антураж такой. Это такая форма правления. А антураж – всё остальное. Но тут, в этой книжке, вместо самой монархии подаётся этот ваш русский имперский стимпанк – я специально в Сети поискала. Возник он на стыке двадцатого и двадцать первого веков, когда Россия, едва сбросив иго коммунизма и атеизма, сунула голову в новое ярмо. Ну просто не можете вы ходить не запряженными. И этот русский имперский стимпанк выливается в придворные балы, карточные долги и офицерские дуэли, тайные общества и звонкий смех с облучка, но всё это – на фоне космических крейсеров и колонизации других планет!

– И что в этом плохого? – серьёзно спросил Графен.

– А то, что это ушло навсегда. Мир изменился. Ваша тоска по Российской Империи образца девятнадцатого века – это как тоска варанов по мезозою. Вы можете вернуть придворные балы, дворянство, даже румяных гимназисток и конфеткобараночки, хотя – видит Хаяо Кодзима! – я долго искала это легендарное лакомство в продаже, да так и не нашла. Бараночки отдельно есть. Конфетки – тоже. Конфеткобараночек нет… Это нельзя вернуть по-настоящему, Графен. Любить – можно, тосковать – можно, вернуть – нет. Вы можете построить что-то новое – да, монархию, да, империю, но это будут новая монархия и новая империя, основанные на тех реалиях, что есть сейчас. В новом, современном антураже. Это будет по-честному и взаправду. Причём реставрация не ради реставрации, а ради блага людей. Ваш новый царь непременно должен быть лучше, чем текущий президент. А его сын должен, как минимум, не уступать отцу, иначе где смысл в наследственной передаче прав на престол?

Графен мотнул головой:

– Ты ищешь выгоду, а мы ищем восстановления исторической справедливости. И ещё – ты неверующая, тебе не понять всех тонкостей монархии, как богоданной власти.

Астра устало кивнула:

– Ну, наверное.

Она видела, что Графена что-то гложет. Он был большим и сильным, и всегда делал такое мужественное лицо, даже когда спит, и ещё эта его немногословность… А улыбкой он мог растопить снеговика, слепленного на Плутоне их аммиачного снега. Но сейчас он выглядел нерешительно, словно что-то давно уже грызло его изнутри.

– Колись, Графен, что с тобой?

– Мне многие прочат стать новым царём. Говорят, я – лучший кандидат из возможных.

– А ты?

– А я не уверен, что подхожу. Что справлюсь достойно. Как ты думаешь, я буду плохим царём?

– Я не знаю, каким ты будешь царём – плохим или ужасным, – дракон рассмеялась. – Но я точно знаю, что ты будешь тем царём, что начнёт войну с Хеленмаром, так что ты – мой кандидат. Я буду твоим генералом. Я буду убивать за тебя. И за тебя я даже готова умереть. Не за Россию. А просто за тебя, Графен. Над трупами… моих братьев и сестёр… моих дракончиков… я поклялась, что уничтожу Хеленмар. Чего бы мне это ни стоило. И человек, который поможет мне осуществить их последнюю волю, прямо передо мной. Если для этого нужно сделать Россию империей, только скажи! А нет, я приму тебя любым – царём, президентом, военным диктатором, министром обороны… Только будь самим собой до конца. Не позволяй никому себя остановить, Графен. Живые и мёртвые взывают к тебе.

– Ты так сильно ненавидишь Хеленмар? – не поверил Александр.

– Даже ещё сильнее. Но я не считаю его плохим. Многое в Хеленмаре мне нравится. Вот скажи мне, Графен, чем плоха Российская Федерация, что нужен этот ваш проект «Государь»? Я из книжки не поняла.

– Кто сказал, что Российская Федерация плоха?

– Тогда зачем менять режим правления, если и так сойдёт?

– Станет ещё лучше.

– Вы и так неплохо держитесь.

– Именно что неплохо.

– Ну так расскажи мне, а то, может, я чего-то не вижу? – попросила Астра.

– Ну, – Графен замялся, собираясь с мыслями. – Это… Как его, разрушается традиционный институт семьи. Всё больше разводов или людей, живущих в гражданском браке. Низкая рождаемость.

– Я слышала, это давно уже продолжается, но вы, русские, всё никак не вымираете. Почему?

– Потому что государство постоянно стимулирует рождаемость. Выплаты там всякие, льготы. Возвращение русских из других стран. Искусственно, в общем. И с каждым поколением приходится платить всё больше, лишь бы люди размножались. А раньше они это забесплатно делали. Даже приходилось придерживать их пыл.

– И что же случилось?