Президент от мафии

— Мики, я не подслушивал. Я просто хотел позвонить…

Некоторое время они стояли молча, пожирая друг друга глазами, затем Райан положил ладонь на грудь Мики и мягко, деликатно, оттолкнул его.

— Да что с тобой, наконец? Ты ведешь себя так, словно случилось черт знает что.

— Не смей за мной шпионить.

— Что это за штуковина… какой-то шифратор?

— Мне приходится заниматься деликатными делами. Приходится прибегать к конспирации, так что отец решил установить это. — Мики испытующе посмотрел на Райана; в следующее мгновение выражение его лица смягчилось. — Слушай… Извини. Видно, нервы расшатались. Тяжело наблюдать, как у тебя на глазах умирает отец.

— Я не должен был заходить сюда… Я просто не подумал…

— Ничего. Все в порядке. Можешь звонить. — Мики грустно улыбнулся. — Врач только что сказал, что отцу совсем немного осталось. Месяц — может, меньше. Я только хотел… извини. — Мики повернулся и подошел к тумбочке, на которой лежал раскрытый кейс. С минуту он как будто пребывал в нерешительности, затем схватил кейс и вышел из офиса. Дверь закрылась.

Райан точно оцепенел. С минуту он прислушивался к гулким ударам собственного сердца. Этот зловещий блеск в глазах Мики пугал… Наконец Райан встряхнулся и набрал номер в Провиденс. Ему сообщили, что со съемочной группой все в порядке. Он сообщил номер своей кредитной карточки «Америкен экспресс» — для контракта. Райан не успел еще повесить трубку, как вдруг перед его взором снова появился рыжеволосый мальчуган, раскачивающийся на качелях. На сей раз в его памяти ожил слабый детский голос: «Могу спорить, Райан не способен на это». Мальчик вскидывал ноги, взлетая все выше и выше, а потом исчез — так же внезапно, как и прежде… Райан в растерянности стоял в офисе, тщетно пытаясь вспомнить, кто бы это мог быть.

Глава 16

Заявление

Губернатор Род-Айленда был готов бросить вызов. Эй-Джей Тигарден находился в спальне Хейза в губернаторском особняке. На разобранной постели валялась пропагандистская литература и газетные вырезки — последние материалы о других кандидатах от демократической партии. Жены Хейза, Аниты, в комнате не было. Эй-Джей знал, что они давно не спят вместе; их брак был не более чем декорацией. Хейз стоял в ванной перед зеркалом, застегивал перламутровые пуговицы на сорочке.

— С четырех утра изучаю эту муру, — говорил Эй-Джей. — Надо отметить, что все эти ребята лоббируют групповые интересы. Все как один. Дехэвиленд со своей охраной окружающей среды; Сэвидж со своим либеральным дерьмом, типа: «Производство должно отвечать насущным интересам и не отравлять экологию»; пресловутый Галлифорд — этот «мистер Профсоюз», распевающий «Старинную веру».[27] Конек Лео Скатини — женский вопрос. Словом, все они одного поля ягоды — хлыщи из Вашингтона. Все хлебают из одной кормушки.

— Точно. — Хейз, словно желая удостовериться, на месте ли зубы, сделал языком вращательное движение и вышел из ванной.

Хейз посмотрел на часы — до пресс-конференции оставалось сорок минут. Выглянул в окно — к застекленной куполообразной ротонде, где он обычно давал интервью прессе, подъехало несколько микроавтобусов. Он рассчитывал, что их будет гораздо больше.

— Надеюсь, мне не придется петь перед пустой церковью.

— Это неважно. Широкая огласка пока ни к чему. Поскольку мы поздно взяли старт, лучше застать их врасплох, ударить там, где они меньше всего ожидают — завтра на дебатах в Де-Мойне. Говори покороче, не вдавайся в детали — только общие тезисы.

— Брось, Эй-Джей. Мне есть что сказать. Я хочу поговорить о проблемах иммиграции… — Он замолчал, увидев, что Эй-Джей Тигарден сокрушенно уронил голову, издав нарочито страдальческий стон. — Слушай, оставь свои фокусы. Я это уже сто раз видел.

— Мы должны быть над схваткой. — Эй-Джей уперся мясистыми ладонями в колени и устремил умоляющий взгляд на Хейза. — Не нужно никакой конкретики. Если ты пустишься в детали, я умываю руки.

— О чем же нам говорить?

— Мы сосредоточимся на программном девизе, который состоит в следующем: Америка, Хейз Ричардс чувствует твой гнев! Он чувствует твое раздражение! Чувствует твое разочарование, отчуждение, ощущение утраты. И знаете, почему он чувствует все это? Потому что он один из вас! Потому что, прежде всего, он такой же несчастный гражданин Америки, а потом уже все остальное. И как каждого американца, его злят эти бесчисленные гуру, пекущиеся об интересах каких-то непонятных групп… злят, потому что все эти парни — черт бы их побрал! — куплены. Хейз Ричардс никогда не протирал штаны в Конгрессе, ни разу не позволил он, чтобы какой-нибудь вонючий лоббист накормил его бесплатным ужином… он никому ничего не должен. Хейз Ричардс чист, как стекло. Он единственный кандидат, который не куплен.

— Издеваешься? — буркнул Хейз, вспомнив о встрече в «доме на колесах».