…А Сиракузы меня ошеломили своей тихой провинциальностью, извозчиками, африканской жарою и колючим песчаным суховеем: былому величию отчего-то всегда сопутствуют зной и колючий ветер пустынь; так было в Вавилоне, и в ливанском Баальбеке было так же, и на Мачу Пикчу, в Перу, было подобное ощущение, хоть и не дул песчаный суховей, и холодные горы громоздились окрест, и солнце было сухим, ослепительным, неживым, отрешенным, что ли. Неужели утраченное величие — константа постоянная и невозвратная?
…В подвале, где размещался офис по аренде машин, было сумрачно и прохладно. Часы показывали двенадцать — до сиесты, обязательного трехчасового послеобеденного отдыха, оставалось полчаса, от силы — час.
Диспетчер выслушал мою просьбу, ушел в гараж и выгнал роскошный «ягуар».
— С кондиционером, — пояснил он, — не будете страдать от жары.
— Сколько это стоит?
— Ерунду, — ответил диспетчер и протянул мне проспект цен. — Двадцать пять тысяч в день; двести лир за километр пробега. Сколько километров вы намерены проехать?
— Четыреста.
— Тысяч девяносто. Плюс бензин — «ягуар» заправлен. Это еще пятьдесят тысяч. Итого, — он тронул клавиши ЭВМ, — тысяч сто сорок, двести долларов или около того…
(Я выкроил из своего бюджета сто долларов на поездку по Сицилии — хм-хм…)
— А нет ли у вас маленького, дешевого «фиатика»?
— Нет, увы.
— А модели «124»?
Диспетчер снова покачал головой.
«Погорит моя поездка, — подумал я. — Если не начать наступление».
— Ну что ж, очень сожалею, — сказал я, — до свиданья. Пойду к вашим конкурентам.
— У нас здесь нет конкурентов, — ответил диспетчер. — Вам придется вернуться в Мессину. Потратите день — поезд из Сиракуз уходит вечером. Заночуете в отеле — тридцать тысяч. Ужин — четыре тысячи. Завтрак — две. Так что экономия будет небольшой.
— Слушайте, — взмолился я, — я ведь вижу ваши машины в гараже. Их много, и там есть маленькие…
— Они сломаны. Вы же не поедете на сломанном автомобиле?
— Не поеду… Я прилетел сюда издалека, я так хотел посмотреть ваш остров…
— Все американцы хотят посмотреть наш остров.
— Я не американец.
— Немцы тоже хотят смотреть наш остров и рентуют «ягуары».
— Я русский.
— Все ру… Что?! Русский? — Диспетчер широко открыл глаза и крикнул: — Паоло, иди сюда, тут русский! Настоящий русский?
Я протянул ему паспорт. Паоло и диспетчер разглядывали его, как диковину, потом выгнали мне маленький «фиат», оформили страховку по льготной цене, а на прощание сказали:
— Мы предупредим Мессину, что вы можете опоздать часа на три, с вас не возьмут за это деньги, потому что часы очень дороги, а у вас, видно, туго с лирами, буон джорно, камерата, салют, арривидерчи!
Я проехал по улицам новых Сиракуз — полная «обезличка», архитектура коробок. А потом я попал в старый город и увидел огромный порт, гладь Средиземноморья, и понял, отчего Карфаген так стремился владеть этим городом. Занятно: Ганнибал мог стать победителем, он мог положить Сиракузы к ногам Карфагена, если бы там не существовали две партии — «торговая», то есть партия войны, и «аграрии», партия мира. Схватка двух сил внутри Карфагена, победа «аграриев» в чем-то определила поражение Ганнибала — армия бессильна, когда возобладала идеология добрососедства; все, казалось бы, просто, но к пониманию этой простоты человечество шло чуть не два тысячелетия, пока не родился Маркс и не сформулировал истину научно. «Лирики» всегда были в загоне, видимо; слово науки — первенствующее слово, как бы ни протестовали приверженцы иных поэтико-мистических версий. (При этом мне сдается, что «аграрии» — то есть люди активного землепашества, истинные книжники от сельского хозяйства — обычно стоят на позициях прямо противоположных «почвенным», которые во всем уповают на традиционность; слов нет, традиция необходима в культуре; она невозможна в работе. НТР, ничего не поделаешь, научная революция, а революция всегда ломает старые традиции.)
— Мафия и фашизм? — спросил собеседник, пропуская меня в свой кабинет. — Эта тема интересна в высшей мере. Пошли на балкон, там не так душно. Что будете пить: виски, вино, джин?
— Я за рулем.
— Значит, вы вправе пить все, — усмехнулся он. — По новым законоположениям шофер может выпить один аперитив, то есть бокал виски с водой, бутылку вина и коньяк с чашкой кофе.
Мы сели на балконе, под тенью полотняного зонтика: под нами была Катанья — огромный, шумный город восточного побережья. Влияние Неаполя, который был объединен с Сицилией многие годы, очевидно — разноцветное белье на палках, перекинутых через улицы, невероятный шум и одинаковость цвета домов — жухло-серый. Люди солнечных стран тяготеют к серьезности цвета, подвластного им, а как было бы красиво, покрась они стены белым, желтым, зеленым, как невероятно это было бы, как весело…
— А деньги? — спросил собеседник, когда я сказал ему об этом. — Откуда деньги? Хозяин не желает вкладывать лиры во внешний вид, ему достаточно того, что квартиры дают огромный доход, квартиры, а не фасады. Муниципалитет? Он нищ.