При опознании - задержать (сборник)

Послышались звуки гармошки и бубна. Сорокин вышел на улицу посмотреть, что там за гуляние. Шла небольшая ватажка парней и подростков. Впереди гармонист и еще один, с бубном. А девчат было всего две, что немало удивило Сорокина, и обе в красных «делегатских» косынках. У гармониста на кепке красный бантик. Гармонист и тот, с бубном, распевали частушки. Все частушки были про попов и про церковь, видно, сочинялись самими же исполнителями.

Наша церковка высока,Колоколец на боку.Попов наших купить можноЗа осьмушку табаку, —

тонким голоском начинал гармонист, а бубнач басовито завершал.

Выглянула из калитки Прося, трижды плюнула в сторону шествия:

— Тьфу, тьфу, тьфу, антихристы, чтоб у вас языки поотсохли, чтоб вас припадок хватил, касамольцы проклятые!

Сорокин и сам уже понял, что это были сельские комсомольцы. Стало интересно понаблюдать за ними, и он двинулся следом.

Мы попов и дьяковВеревочкой свяжем.Вон катитесь из села,Вот что мы им скажем.

Звонили колокола, сзывая на заутреню. Было воскресенье, и люди уже прошли в церковь, деревня опустела, по улице двигалась только эта шумная молодая ватага, и считалось это, конечно, антирелигиозной демонстрацией.

Кресты и купола церкви ярко горели на солнце, слышалось слаженное пение церковного хора.

Комсомольская группа подошла к церкви, гармошка и бубен умолкли. Одна из девушек, Анюта, как позднее узнал Сорокин, секретарь комсомольской ячейки, присланная из уезда, вышла вперед и, обращаясь к участникам шествия, начала речь:

— Товарищи комсомольцы деревни Захаричи. Пролетариат, взяв власть в свои мозолистые руки, проводит в жизнь свои порядки. Но у нас есть враг. Это — религия. Поповщина забивает головы людям всякими богами, пеклом, раем. Буржуев и панов мы разогнали, теперь очередь за попами. Уездный исполком постановил закрыть захаричскую церковь, из церковных колоколов и крестов наши пролетарии-рабочие отольют плуги и винтовки. Сейчас сюда придут уполномоченные исполкома, чтобы исполнить постановление. Вы, товарищи комсомольцы, проголосовали за то, чтобы закрыть церковь. И давайте еще раз проголосуем. Кто за это, поднять руки, — и сама подняла первой.

Говорила Анюта громко, сколько хватало голоса, и конечно же, речь ее была обращена не столько к комсомольцам, как к тем из верующих, кто стоял в это время у входа в церковь.

А служба в церкви шла. Сорокин ждал и ее конца, и прихода уполномоченных. Хотел посмотреть, как будут закрывать церковь, с чего начнут. Если поступят, как он уже видел в других местах: повесят свои замки, чтобы потом, со временем выбросить церковное имущество, снять кресты, то он сможет все осмотреть и позаботиться, чтобы самое ценное не было уничтожено. Посмотрел и на кресты, подумал с сожалением, что без крестов нарушится целостность архитектурного облика церкви.

Гармонист снова заиграл, бубен забухал. Анюта принялась размахивать руками — дирижировала. Затянула какую-то песню. Сперва пела одна, потом ее поддержало еще несколько человек. Она очень старалась и больше, как видно, ради уполномоченных, которые вот-вот должны были подойти.

«Только бы не стали закрывать церковь во время службы», забеспокоился Сорокин. Боялся взрыва возмущения. Волнение и тревога охватили его. Чуял, что мирно, гладко такое закрытие не обойдется.

И на всем свете, на всем светеСтяг наш алый зардеет огнем, —

в который уже раз начинала Анюта.

Анюта, как решил, приглядевшись, Сорокин, была и не из городских, и не из деревенских, росла где-то посередке — в местечке. Грамотенки у нее мало, но нахваталась верхов на разных митингах, сходках, должно быть, и песня эта оттуда. Курносая, с веснушками на лице, с сильными руками, привычная, конечно, к физическому труду, с блекло-серыми волосами, хвостики которых торчали из-под косынки, Анюта была из тех девчат, которых обычно парни обходят вниманием. Серенькая, неприметная девчонка-воробышек. А она, глупенькая, еще и старалась, чтоб в ней было как можно меньше женственности, — подражала, возможно, какому-то своему начальнику.

Сорокин спросил у нее, что за песню они разучивают.

Анюта ответила охотно:

— Это товарищ Злотина сочинила.

— А кто она, эта товарищ Злотина?

— Не знаете? — удивилась Анюта и осуждающе нахмурилась. — Наш уездный комсомольский вожак. Она же и частушки про попов сочинила.

— Спасибо.

— Приврев, а не спасибо.

— Простите, не понял, — в самом деле не понял Сорокин.

— Спасибо — это «спаси бог». А с богами нам не по пути. Вот и заменили на «приврев» — привет революции. И в Москву написали, чтоб декретом провели новое приветствие.

— Вот оно что, — усмехнулся Сорокин. — Не слыхал.