Универсальные характеристики областей мозга, отвечающих за чтение, вновь возвращают нас к вопросу об их происхождении. Как наш мозг обрел нейронные цепи, специализирующиеся на чтении? Почему зрительное распознавание слов всегда задействует одну и ту же область мозга у всех читателей, с разницей всего в несколько миллиметров? Благодаря какому невероятному совпадению эта зона обладает всеми необходимыми для эффективного чтения свойствами, включая пространственную инвариантность, развитые связи с другими речевыми областями и способность заучивать абстрактные формы букв? Разве эти свойства не означают, что наш мозг заведомо предрасположен к чтению? Вовсе нет. Неопровержимая логика подсказывает, что это невозможно. Чтение – слишком позднее изобретение, чтобы наш геном успел приспособиться к нему. За сотни тысяч лет, в течение которых происходило медленное становление нашего вида, в нашем мозге могли развиться специфические устройства для речи и социального общения, но не для чтения, которое насчитывает всего несколько тысяч лет.
Если мы используем для чтения зрительную систему, присущую всем приматам, организация мозга других животных заслуживает самого пристального внимания. Какие функции у макаки выполняют те области, которые у человека отвечают за чтение? Каким образом нам удалось перепрофилировать эти зоны на такую новую культурную деятельность, как распознавание письменных слов?
3
Читающая обезьяна
Чтение основывается на примитивных нейронных механизмах зрения приматов, приобретенных в ходе эволюции. Исследования на животных показывают, что в мозге обезьяны имеется целая иерархия нейронов, реагирующих на фрагменты зрительных сцен. В совокупности эти клетки содержат элементарные фигуры, комбинации которых могут закодировать любой зрительный объект. Некоторые нейроны макак даже реагируют на пересечения линий, напоминающие латинские буквы (например, T, Y и L). Эти формы представляют собой полезные инварианты для распознавания объектов. Согласно гипотезе нейронного рециклинга, во время обучения чтению часть существующей нейрональной иерархии переориентируется на новую задачу распознавания букв и слов
.Человек в своем высокомерии мнит себя величайшим творением, достойным промежуточного положения божества. Более скромные, и я в том числе, убеждены, что правильнее считать его произошедшим от животных.
Мне глубоко чужда мысль, будто Человек так же далек от шимпанзе, как Ornithorhynchus[208]
от лошади; интересно, что бы сказал на это шимпанзе?Никто не отстаивал эволюционные истоки когнитивных способностей человека более настойчиво и горячо, чем Чарлз Дарвин. В своих трудах «Происхождение человека»[209]
(1871) и «О выражении эмоций у человека и животных»[210] (1872) он собрал сотни наблюдений, свидетельствующих о животном начале человеческого поведения. Даже речь, утверждал он, подчинена этому правилу: «…человек обладает инстинктивным стремлением говорить, судя по лепету наших маленьких детей». Дарвин стал первым ученым, который провел систематическое сравнение между овладением речью и развитием певческого поведения у птиц.Несмотря на высшие интеллектуальные способности, социальные эмоции, нравственное сознание и культурные изобретения, отличающие наш вид, Дарвин ясно дает понять: ключ к разгадке тайны нашего происхождения следует искать среди шимпанзе и других приматов.
Теории Дарвина применимы и к чтению. Нейронные цепи, отвечающие за чтение, будут полностью поняты только тогда, когда мы исследуем цепи, которые другие приматы используют для зрения и которые принципиально ничем не отличаются от человеческих. Исследования, что ведутся вот уже 100 лет, наконец-то позволили вскрыть нейронные механизмы, позволяющие видеть всем приматам, включая человека. Может быть, они же и хранят секрет нашей уникальной способности читать? Наделен ли наш грамотный мозг нейронами, которые специализируются на буквах, слогах и целых словах? Какой тип нейронного кода запечатлевается в нашем мозге во время формирования навыка чтения?
О людях и обезьянах