Пряничный домик в черном городе (СИ)

Я пораженно смотрю на Кросса, обдумывая сказанное. Смерть мне не страшна, отнюдь… Но его чувства. Мне было так страшно за него. За то, что он испытал. Я далеко не всегда думала о нем. О том, что он сам чувствует, через что прошел и какую боль испытал. И возможно, испытывает сейчас, не меньше, чем я… Мне показалось, что мой эгоизм порой мешал мне видеть очевидное, лежащее на поверхности. Его голос, редкая, но такая робкая не смеющая надеяться ласка, тоска во взгляде, то, как он надолго задумывался и уходил в поле, разрываемый мучительными противоречиями собственной души, что тянулась к чужому зову и в то же время, отчаянно звала мою… Он мучился все это время почти так же, как я сейчас и… Он вдруг предстал передо мной как тот, кем стоит восхититься… Кого стоит уважать за честность и борьбу. За неутомимое стремление, которое он, ни смотря ни на что, не смог потерять. Каким надо быть смелым и сильным, если всё это не сломило его внутренний стержень? Ведь мой сделал это с треском…

— Ты всегда можешь рассчитывать на мою дружбу, Кросс, — тихо отвечаю ему, и он несмело подходит, заключая меня в бережные, короткие объятия. Мы, наконец, разобрались в себе. Он принял зов пары, связавшись с которой не сможет думать обо мне, ведь зов души куда сильнее. Это почти подчиняет, не давая мучиться сомнениями о правильности выбора и его целесообразности. Это залечивает раны. Убирает боль. Даёт истинное счастье… Я желала ему именно этого. И раз он может меня касаться и обнимать вот так, не пытаясь вторгнуться и дозваться, то… Он надеется… Надеется, что сможет начать все заново. И я помогу ему в этом. Ведь по сути, он когда-то сделал для меня то же самое.

Возвращаемся в лагерь, где начала копошиться сонная Файлер, обеспокоенная нашим отсутствием, но, увидев нас вместе, спокойно улыбнулась, заныривая под навес, чтобы разбудить Киллера. Пора было собираться дальше и двигаться к цели, какой бы неизвестностью не было покрыто это место. Оно было нашим единственным шансом на спасение, ведь… Даста здесь нет, и вернуть нас обратно некому. Это билет в один конец, без права выбора и маневра. Словно стрела времени, необратимая в своем однонаправленном течении, которое ни изменить, ни повернуть вспять невозможно.

Я утолила бушующую во мне жажду, поев следом кашу, которую Фай едва ли не на силу в меня запихнула. Вкус еды был таким пресным, что с трудом унимаю протестующий желудок. Это необходимо, я понимаю… Но так чертовски противно…

И снова меняющийся медленно пейзаж леса, то становившийся гуще, то редея, открывая опушки с колючим сизым вереском и редкими лютиками. Но уже совершенно другой воздух, ставший ощутимо влажнее, словно он тоже сгущался, концентрировался, наполняя легкие так настойчиво, что казалось, будто они дышат не по своей воле. Наверное, море не так уж далеко отсюда… Мы преодолевали все трудности вместе, будь то мелочь, вроде бурелома или нечто посерьёзнее, как промокшие спички или вновь кровоточащая рана…

К вечеру я поняла, что слишком ослабела, для таких огромных переходов за день, где начали появляться перевалы холмов, покрытых ровным ковром игольчатых листочков водяники, словно морские луды далёких северных морей, где о скалы бьются необузданные, дикие волны. Дыхание сбилось в, наверное, сотый раз, и я остановилась на вершине очередного холма, всматриваясь в сумерки леса, в котором вдруг послышались голоса. Друзья обернулись ко мне, тоже насторожившись далёким отзвуком чужого смеха. Смехом, который я тут же узнала, выуживая его из памяти видения. И я поняла, по тем ощущениям, что он вызывал, что звук этот отнюдь не доброе и беззаботное веселье. Но жестокое и страшное… Издевательство…

Взгляд Кросса вдруг стал совсем другим, а рука скользнула к груди, туда, где была его душа, сжимаясь там в кулак до ощутимых щелчков напряжённых суставов… И тут я все поняла. Вспомнив незнакомые, пронзительно голубые глаза… Метнулась на звук, попутно доставая из рюкзака то, что носила с собой всегда, вопреки тому, как это не любил Даст.

Кинжал Киллера.

Ноги несли меня по податливой вересково-мшистой земле, так удачно поглощавшей звуки шагов. И друзья, словно читая мои мысли, летели рядом, обгоняя, боясь не успеть. Кросс был впереди всех, стиснув зубы мощно отталкиваясь ногами, взметывая полами белой длинной куртки и черного шарфа, расплётшегося от его шеи, и как свирепо полыхали его глаза… И каждый прыжок на пересчет биения души. Один… Два… Три… Быстрее, быстрее… Злее… Яростнее…

Я полностью осознала…

Всё правильно, Кросс… Так и должно быть…

Чем ближе были голоса, тем сильнее колотилось и мое сердце, не справляясь с нагрузкой, но подгоняемое допингом адреналина. Мы должны успеть. Ради Кросса. Ради обладательницы этих глаз, ведь… я даже не знала наверняка – не будет ли слишком поздно? И чем всё может обернуться тоже, но для меня это сейчас не имело значения.