И когда он охнул, стиснув зубы, едва не падая на траву, в воде он увидел едва заметный свет… Смутно знакомый блеск в глубине, будто блуждающий огонек, что забрался в поток реки, и теперь его тянет вниз по течению. Он сам видел такой свет лишь однажды… В душе Брай… Его Брай, которую он потерял в пожаре, спасая ее жизнь и едва не лишившись собственной. Его душа в тот злополучный день была сильно повреждена острым частоколом сучьев, прошедшим навылет через его ребра, и он пролежал в горячей золе почти сутки, лишенный возможности что-либо сделать, так как был без сознания и чудом не задохнулся дымом и угарным газом. Но когда пришел в себя, было слишком поздно. Он даже не знал наверняка живы ли они все… Жива ли она. Чувствуя постоянную боль в душе, словно от потери пары, о которой он слышал лишь из книг, он потерял всякую надежду отыскать их, бесцельно устремляясь вдоль найденной им реки, отчасти полагая, что постепенно и его жизнь угаснет. Его взгляд словно потух, делая тон его глаз значительно темнее, но теперь… Глядя на огонек в воде, его душа странно встрепенулась в страшной догадке, и прежде, чем он смог подумать о чем-нибудь еще, махом прыгнул в ледяной омут прямо в одежде, вытянув перед собой руки, входя в податливую бурлящую поверхность с быстротой подводного обитателя, словно делал так тысячу раз.
Думать было просто некогда.
Единственной целью было голубоватое свечение, пульсирующее в темноте недостижимого дна, становясь все слабее с каждым миганием. Дасту казалось, что он через воду ощущает дрожание этой души, молящей спасти и вытащить из омута, будучи уверенной, что ее обладатель не сможет перенести это. Она сдалась… Решила, что всё кончено… И все темнее светит этот маяк, постепенно угасая, подобно остаточному свету фонарика, что испускает последнее мерцание погасшей лампочки, которая уже никогда не загорится вновь.
Даст подплывает вплотную, касаясь безвольного тела и тут же телепортируя их на берег. Маленькое хрупкое туловище не выглядело живым, кожа излишне бледная, мертвенно ледяная, практически голубеющая от ужасного холода безжалостной свирепой Радны, все в ссадинах, а на виске виднелась значительная рана. Даст припал к ее груди. Ни дыхания, ни сердцебиения, а света души больше не видно. Это была его Брай…
Она… мертва?
— Нет… Нет! — Даст глухо взрыкнул в бессильной злобе, и нажав на подбородок силой вдохнул в нее воздух два раза, пальцами сжимая нос, начав после делать непрямой массаж сердца, давя чуть скрещенными ладонями на грудину, отчаянно не желая верить, что слишком поздно. Что он не сдержал данного ей обещания. Что потерял ее навсегда, хотя мог попытаться найти. И он действительно пытался это сделать, но не сумел… Раз, два, три, четыре…
— Не смей умирать, нет! Не смей! Брай, давай же дыши, черт бы тебя побрал! — Даст почти рычит, яростно вперив взгляд в девушку, стиснув зубы в безумной гримасе, продолжая мысленно считать до тридцати. Снова, чуть запрокидывает ее голову, зажимает нос и дважды вдыхает, наполняя измученные, наполненные ледяной водой лёгкие согретым собой воздухом.
И все повторяется снова. Опять и опять, цикл за циклом, минута за минутой, но Брай не дышит, не шевелится… Не откликается…
Даст готов был сойти с ума прямо сейчас…
— Да, давай же, Брай… Пожалуйста… —
В последней надежде, снова нажимая на грудину в ритмичных движениях, он пускает свой магический шлейф внутрь девушки, пытаясь найти душу, чье свечение уже не разглядеть. И находит, тут же обволакивая собой, начиная греть, тормошить, делиться магией, толкать и сжимать, пытаясь воззвать к еще не ушедшей сущности Брай. Последний шанс… Он снова вдыхает на силу, и Брай под ним кратко дергается, начиная надсадно кашлять, отплевываясь от воды, с трудом повернувшись на бок, цепляясь за траву негнущимися от холода пальцами…
Тяжело дышит, пытается открыть глаза, но сил совсем не осталось: девушка проиграла течению Радны в жестокой битве. Даст пытается заглянуть ей в глаза, мягко повернув голову и ловя ее разномастный затуманенный взгляд. Она немного фокусируется на нем и одними губами шепчет:
— Даст…